— А отчего вы зимнюю стужу в свой дом пускаете, хозяева добрые?
— Так почему не пустить, — разводит руками Пересвет. — Не гоже зиму прогонять, она и, негодница, обидеться может. С ней ласково надо, по-отечески.
Тем временем Заряна накрывает на стол и привычно для меня говорит:
— Садитесь, в ногах правды нет. Поешьте сначала, а после разговоры вести будем.
Готовить же она настоящая мастерица. Даже мне, не терпящей ни костровой гари, ни запаха дыма, ее стряпня очень лакомой кажется. Другие же едят, никак не насытившись. А после горелой аиненой каши деревенские блюда особенно вкусны для языка.
Сама не ведаю, брать ли людские приборы, выдавая, что в этом доме я частая гостья. Хитрый лис Аэдан предвкушающее глядит на меня. У самого него лукаво смеются глаза. Тон норта, напротив, привычно суров:
— Не мучай ни себя, ни нас. Не заставляй смотреть, как будешь руками есть.
Я чувствую, как лицо опаляется жаром. Щеки чудятся горячее угля в печи. Хочется наперекор Тарруму отложить вилку в сторону, но тут вспоминаю, каким снежно-белым сделалось лицо Ильяса после вмешательства его господина. А норт может… может сделать то же самое с милой улыбчивой Заряной. А я, хоть и зверь, но благодарности к ней полна.
Не могу знать, кто поведал чужаку, что часто я наведывалась в этот дом, сложенный из бревен. Что Заряна не дала мне опуститься до варварства, как называла это она, — поедания ее еды руками, научив держать вилку. Что люди не раз делились со стаей пищей, когда в особенно голодное время им приходила провизия с материка. Хотя все же не все с Живой полосы были этим довольны, староста настоял, что помощь нужна и зверям, какими б дикими они не были.
Но в Айсбенг закрался предатель. Что же, какой бы долгой не была наша вражда, перед лицами чужаков с Эллойи нам стоило бы объединиться. Выходит, только красноглазым волкам иное кажется. Они задумали нечто, что и самих их может погубить. Тут уж каждый за себя.
После сытного обеда Заряна потчевает господ воздушными пирогами с мясом. Позже затевается разговор.
— Спасибо вам, хозяева, за хлеб и соль, — благодарит норт.
Пересвет по-доброму ему улыбается и говорит:
— Угодить путникам всяко радость. Что же, гости дорогие, решили дело, с которым пожаловали?
— Да, — кивает Таррум. — Решили. С вашей-то помощью.
Его слова бьют меня сильнее удара. Перед глазами будто мутнеет, в ушах слышу лишь звон да частые удары своего сердца. Неужели староста чужакам помогал? А Заряна? Не уж-то врали мне все это время, а сами со свету желали нас сжить?
— …Нам баньку бы растопить.