Решив совершить путешествие по Рейну, мы отправились, прежде всего, в Майнц.
Утром третьего дня произошел инцидент, ставший, на мой взгляд, глубоко знаменательным. Было больше двух часов пополудни. Карета поднималась на крутой холм, а мы шли примерно в пятидесяти ярдах впереди. Воздух был восхитительно прохладным и ароматным, и мы то и дело останавливались, чтобы взглянуть на прекрасную перспективу леса и виноградника, которые мы оставляли позади. Птицы пели в зеленой тени лип у дороги. Старик и молодая девушка прошли мимо нас со словами приветствия, и мы услышали голоса виноградарей внизу, в долине. Фрэнк пребывал в приподнятом настроении и рванулся вперед, словно ничуть не устал от подъема на холм.
— Смотрите! — воскликнул он. — Мы скоро достигнем вершины, и тогда, я предсказываю, будем вознаграждены видом божественного пейзажа! Майнц должен быть совсем рядом, и мы увидим внизу широкий, яркий, стремительный Рейн.
И он запел громким, чистым голосом любимую немецкими студентами песню: «К Рейну… к Рейну!» Я улыбнулся его искреннему энтузиазму и последовал за ним несколько медленнее. Все действительно было так, как он сказал; и вдруг мы увидели совсем близко внизу улицы… собор Майнца… широкую быструю реку… длинный лодочный мост… величественный фасад дворца Бибериха… берега, покрытые растениями и осенними цветами… спешащие пароходы с их парусиновыми навесами и облаками пушистого дыма… а затем, далеко, тенистые холмы, виноградники, прибрежные деревни и извилистый Рейн, мелькающий на мили и мили вдалеке. Это была великолепная перспектива, но эффект, который она произвела на меня, был пугающим и неожиданным. Я стоял совершенно неподвижно и был бледен; затем, издав дикий крик, я закрыл глаза руками и бросился на землю.
Я отчетливо помнил, что видел эту самую перспективу: эти шпили и башни… этот мост… этот дворец красного цвета… этот далекий пейзаж, — на какой-то прошлой стадии бытия, смутной, темной, забытой, как сон! Когда меня подняли, я находился в состоянии бесчувственности; а когда я пришел в себя, это было в спальне «Королевского Двора», маленькой придорожной таверны недалеко от города. Я не сказал Фрэнку об истинной причине моего припадка. Я утверждал, что ощутил внезапное головокружение и непроизвольно воскликнул. Он вообразил, что это мог быть легкий солнечный удар, и я позволил ему думать так. На следующее утро я достаточно оправился, чтобы продолжить путешествие. Теперь мы решили сесть на рейнский пароход до Кёльна; но так как он должен был отплыть не раньше полудня, я поддался уговорам моего друга и отправился с ним посетить собор Майнца.