О, этот резкий, холодный, насмешливый голос! Как не похожи были нежные интонации, которые я привыкла слышать из этих милых уст!
— Тысячу флоринов, ваше превосходительство! — воскликнул ростовщик. — Майн Готт! Ваши поместья не стоят и тысячи крейцеров.
— Я не прошу о них под залог поместья; я предлагаю лучший залог.
— Залог! Хорошо, хорошо! — с жаром воскликнул еврей. — Какой залог, ваше превосходительство?
— Послушай, мой очень добрый и уважаемый друг Исаак, и я удовлетворю деликатные угрызения совести твоей казны, ибо у тебя совести нет. Весной я женюсь.
— Я знаю это — я знаю это, на певице без гроша в кармане, ваше превосходительство.
— Именно так, друг Исаак. На певице без гроша в кармане, которая станет для меня одним из величайших богатств в Германии.
— Нет! — воскликнул еврей, вздохнув сквозь зубы.
— Знаешь ли ты, мой друг, что у этой девушки самый прекрасный голос в Германии? — что она произведет безумие, фурор? — что она будет стоить, по меньшей мере, сто тысяч флоринов в год мне, ее мужу и твоему должнику.
— И это ваш залог, ваше превосходительство?
— Именно. Можешь ли ты пожелать лучшего?
— Ба! Это безумие. Девушка может потерпеть неудачу — может передумать — может отказать вам. Я не могу одолжить свои флорины под это призрачное обеспечение.
— Но я говорю тебе, что она любит меня, как любят только женщины, друг Исаак. Она бы умерла за меня. Она полностью моя. Твои деньги в такой же безопасности, как если бы они находились в твоих собственных сейфах. Назови процент и немедленно прими мою расписку. Деньги я должен и буду иметь. Без этого я даже не смогу достойно жениться. Конечно, ставка стоит риска? Давай, Исаак, — тысяча флоринов под двести процентов, выплачивается через шесть месяцев! Сможешь ли ты отказаться?
— Тысяча флоринов! Это очень много, ваше превосходительство.
— У меня не осталось и десяти. Карты и кости в последнее время были против меня. Это судьба. Умри, Исаак, но ты должен дать их мне!
— Но вы снова придете сюда, ваше превосходительство, еще до конца недели. Игорный стол проглотит каждый грош. Я не осмеливаюсь давать вам взаймы.
Ответ был тихим и невнятным; еврей, казалось, все еще протестовал, Теодор убеждал и умолял. Затем послышался шелест бумаг, быстрое царапанье ручки, звон золота…
— Друг Исаак, ты самое ценное сокровище среди ростовщиков, — сказал насмешливый голос. — Настоящий полубог для влюбленного в беде. Сам Купидон улыбается тебе за это.
— Вы влюбленный, ваше превосходительство! — сказал еврей, коротко и сильно кашлянув. — Дама, к которой вы привязаны, должно быть, действительно очаровательна! Я слышал о ней от того, кто ее знает, иначе я вряд ли поверил бы вашей истории. Мне говорили, что она хорошенькая.