— Молчите, мадам, ни слова! Друг мадам, джентльмен, который заходил три или четыре раза в день, чтобы справиться о ее здоровье. Ах, бедный мсье! Он пытался, пока мадам была в опасности, казаться твердым и сильным; но сегодня, когда он услышал счастливую новость, он плакал так, как будто его сердце разрывалось от радости!
Я онемела от удивления и счастья. Неужели он действительно любил меня? Пьеретта увидела выражение молчаливой благодарности на моем лице.
— Ах! Мадам, — лукаво сказала она, — моя маленькая история принесет больше пользы, чем лекарства мсье доктора. Но это еще не все. Мадам не будет сильно винить меня, если я признаюсь, что однажды позволила джентльмену навестить мадам во время ее болезни? Этот бедный мсье, он так отчаянно молил меня хоть раз взглянуть на лицо, которое, как мы все верили, он, возможно, никогда больше не увидит! И вот я подвела его к порогу комнаты мадам и умоляла его не идти дальше; но его было не удержать. Он бросился вперед, опустился на колени у кровати, поцеловал ее горящие руки и зарыдал — ах! c'etait affreux! Это было ужасно! Но мадам не должна плакать: я больше ничего не скажу, если мадам будет волноваться!
Могла ли я сдержать слезы? Ах, благословенные слезы, какими сладкими и радостными они были! Теодор, мой родной Теодор! Я была несправедлива к нему: он мог быть экстравагантным, легкомысленным, но лживым… Слава Богу! От этого горя я была избавлена, и я чувствовала, что все остальное прощено.
В ту ночь я спала долго и без сновидений. Это был здоровый сон, и на следующее утро я почувствовала себя намного сильнее. Дни проходили приятно. Пьеретта была внимательна и ласкова. Она рассказывала мне о визитах «этого бедного мсье» и постоянно приносила мне цветы и книги, которые он оставлял для меня в сторожке привратника. Стояла зима, но каждое утро и вечер на моем туалетном столике лежали фиалки и изысканные камелии.
Я выздоравливала очень медленно, прошло три недели. Я могла бы выйти из своей спальни. Однажды пришла Пьеретта, улыбающаяся и загадочная.
— Сегодня утром был еще один джентльмен, который спрашивал у ворот новости о мадам. Он верит, что мадам примет его!
— Вы можете описать этого джентльмена? — спросила я.
— Eh bien! Я его не видела, но Огюст сказал мне, что он был светловолосым, бледным джентльменом.
Мсье Лакруа был бледен и светловолос; это, несомненно, был он.
— Я буду достаточно здорова завтра, Пьеретта, — был мой ответ. — Передайте консьержу, что я буду счастлива принять этого джентльмена в два часа дня.
Итак, это был директор, конечно, желающий, чтобы я возобновила свое выступление. Мне было жаль, что я стала причиной такой сумятицы, и мне не терпелось приступить к работе как можно скорее.