Я обнаружил, что мой стол, как обычно, завален письмами и бумагами. У меня не было времени рассмотреть их внимательно, но я взглянул на конверты и, увидев только один почерк, который был мне незнаком, отделил это письмо от остальных, чтобы прочитать, когда более важное дело переодевания будет завершено.
Это не заняло много времени. Сейчас я был менее придирчив к своей внешности. По мере того как безнадежность моей любви все больше и больше давила на меня, я терял веру в своего портного, и моя страсть к косметическим средствам заметно уменьшилась. Если говорить серьезно, я был встревожен и несчастен; лихорадочно стремился убраться подальше от места моей беды, и все же не хотел уезжать. Поэтому я быстро оделся и вскрыл письмо.
На нем был непривычный почтовый штемпель — письмо пришло из Калькутты.
«Сэр, — говорилось в нем, — владельцы «Калькуттского громовержца» поручили мне предложить вам должность редактора, которая сейчас вакантна в связи с уходом на пенсию Джорджа Танстолла, эсквайра. Редакторская зарплата составляет двенадцать тысяч рупий в год, вам будут предоставлены апартаменты в этом учреждении. Если это предложение соответствует вашим взглядам, вы должны будете приступить к исполнению обязанностей не позднее первого октября следующего года, и мы надеемся увидеть вас в Калькутте в течение сентября. Ответ со следующей почтой нас весьма обяжет.
Ваш покорный слуга
Дж. Джонсон, секретарь».
Редактор калькуттского «Громовержца», с зарплатой в двенадцать тысяч рупий в год и анфиладой комнат! Я с трудом мог в это поверить. Двенадцать тысяч рупий в год! Я схватил ручку и сделал приблизительный подсчет суммы. Если посчитать рупию за два шиллинга вместо двух шиллингов и четырех пенсов, то получится сумма не меньше шестисот английских фунтов в год! Перспектива такого богатства привела меня в замешательство. Я с трудом мог это осознать. Я перечитал письмо еще раз, чтобы убедиться, что все это правда, и, убедившись, сел, чтобы обдумать, что мне следует делать.
Конечно, я должен согласиться на это назначение — я был бы сумасшедшим, если бы отказался от него. Это была величайшая литературная удача, какая когда-либо падала мне на колени, и она не могла найти лучшее время. Это была смена обстановки, смена занятий и прекрасное положение, и все это можно было получить несколькими росчерками моего пера. Ничто, сказал я себе, не могло произойти более удачно. Должен ли я, впадая в отчаяние, умереть из-за того, что женщина прекрасна? Конечно, нет. Я стану редактором калькуттского «Громовержца». Меня и мисс Керью будет разделять вся Европа. Я забуду прошлое, начну новую жизнь и приму двенадцать тысяч рупий в год.