Шли дни, и я, работая в своем цеху, больше не видел Графа. Наступило воскресенье — третье, мне кажется, после нашего разговора с Джорджем во дворе. Идя с ним в часовню, как обычно, утром, я заметил, что в его лице было что-то странное и встревоженное, и что по дороге он почти ничего не сказал. Я тоже молчал. Не мне было задавать ему вопросы; и я помню, как подумал про себя, что облако развеется, как только он окажется рядом с Лией, и они, держа в руках одну книгу, станут вместе петь гимн. Однако этого не произошло, потому что Лии не было. Я ежеминутно оглядывался на дверь, ожидая увидеть ее милое личико; но Джордж ни разу не поднял глаз от своей книги и, казалось, не заметил, что ее место пустует. Так прошла вся служба, и мои мысли постоянно отвлекались от слов проповедника. Как только было произнесено последнее благословение, и мы уже почти переступили порог, я повернулся к Джорджу и спросил, не заболела ли Лия?
— Нет, — мрачно ответил он. — Она не больна.
— Тогда почему она не пришла?..
— Я скажу тебе, почему, — нетерпеливо перебил он. — Потому что ты видел ее здесь в последний раз. Она больше никогда не придет в часовню.
— Никогда больше не придет в часовню? — Я запнулся, тронув его руку в искреннем удивлении. — Почему, Джордж, в чем дело?
Но он стряхнул мою руку и топнул так, что зазвенела мостовая.
— Не спрашивай меня, — грубо сказал он. — Оставь меня в покое. Скоро ты все узнаешь.
С этими словами он свернул на проселочную дорогу, ведущую к холмам, и покинул меня, не сказав больше ни слова.
В свое время со мной плохо обращались, но до этого момента Джордж ни разу не бросил на меня сердитого взгляда и не произнес ни одного грубого слова. Я не знал, что мне делать. В тот день, во время обеда, мне казалось, что каждый кусок готов застрять у меня в горле; потом я вышел и беспокойно бродил по полям, пока не наступил час вечерней молитвы. Затем я вернулся к часовне и сел снаружи, возле чьей-то могилы, ожидая Джорджа. Я видел, как прихожане входили по двое и по трое; слышал, как в вечерней тишине торжественно прозвучали первые ноты псалма; но Джордж не пришел. Затем началась служба, и я понял, что, несмотря на его пунктуальность, ожидать его больше не имело смысла. Где он может быть? Что могло случиться? Почему Лия Пейн никогда больше не придет в часовню? Может быть, она перешла в какую-то другую церковь, и поэтому Джордж казался таким несчастным?
Сидя там, на маленьком унылом кладбище, пока вокруг меня быстро сгущалась тьма, я задавал себе эти вопросы снова и снова, пока у меня не заболела голова, потому что в те времена я не привык ни о чем думать. Наконец, я больше не мог сидеть спокойно. Внезапно меня осенила мысль, что я пойду к Лии и узнаю, в чем дело, из ее собственных уст. Я вскочил на ноги и направился к ее дому.