Мы поехали по Лонг-Ридж-роуд, и сердце мое забилось вдвое быстрее. Отступать было поздно, а я не представляла, что скажу, что буду делать. Такси повернуло на подъездную дорожку, тянувшуюся дугой к величественному викторианскому особняку, напоминавшему картинку с открытки – с мансардой, круговой террасой, шпилями и гаражом на три машины.
Я поднялась на крыльцо, волоча за собой чемодан, и сделала глубокий вдох прежде, чем взяться за медную колотушку. Казалось, я ждала целую вечность, ладони мои вспотели, сердце выскакивало из груди. Наконец дверь открылась, и я увидела пожилую женщину, высокую и стройную, с ясными голубыми глазами, почти прозрачной кожей и идеально уложенными темными волосами. Я поняла, что красота досталась моей маме от нее.
Она молча уставилась на меня. По ее лицу можно было подумать, что она увидела привидение. Я всегда знала, что сильно похожа на маму, но теперь убедилась в этом окончательно. Хозяйка дома поднесла одну руку ко рту, а другую – к груди. Я отметила, какие у нее ухоженные ногти.
– Я Элис, – сказала я, – дочь Вивиан. Можно войти?
Не помню, сказала ли она что-то, но шагнула в сторону, и я восприняла это как приглашение. Стоя в мраморном холле, под изысканной люстрой, я рассмотрела эту женщину получше: кашемировый свитер, серые шерстяные слаксы, бриллиантовые серьги и кремовый жемчуг на шее. Она молча провела меня в элегантную гостиную с огромным камином, на котором стояли фотографии. Я хотела рассмотреть их, но она указала мне на диванчик в стиле королевы Анны и спросила, хочу ли я кофе или чаю, и мне представились фарфоровые чашки на серебряном подносе.
Никак не дав понять, обрадовалась она мне или готова вышвырнуть, она спросила:
– Что привело тебя сюда, Элисон?
– Элис. Мама звала меня Эли.
Мне было ужасно неловко, что я ее поправляю, но еще ужасней было то, что она не знала моего имени.
– Что ж, Элис, я Рут, – она улыбнулась, приложив ладонь к сердцу, и я впервые почувствовала ее тепло. – Полагаю, я прихожусь тебе бабушкой.
Я кивнула, и мы обе рассмеялись идиотским смехом. Мимолетная неловкость развеялась, когда она присела и попросила меня рассказать о себе. Я сказала, что живу в Нью-Йорке и работаю в журнале «Космополитен». Что еду с похорон отца, и что Фэй рассказала мне все и дала ее адрес.
– Что ж, сомневаюсь, что она рассказала тебе все, – сказала она, смахнув невидимую пылинку со слаксов. – Но, боже правый, ты через многое прошла, не так ли?
Снова повисло молчание. Мне стало казаться, что я совершила большую ошибку, приехав сюда.