Мужчина снова позвал меня и с той же ослепительной улыбкой настойчиво, но мягко пригласил сесть на стул. Очевидно, западный человек был для него идеальным клиентом, но это лишь усугубляло мою неловкость: я не хотел, чтобы его соотечественники созерцали американца, которому один из их собратьев чистит ботинки. Это казалось мне воплощением чванства, мерзким клише колониальной эпохи. Не знаю, почувствовал ли он мою неловкость или истолковал ее как нерешительность. А может, то, что я не прошел мимо, а обратил на него внимание, дало ему надежду убедить меня. Все так же улыбаясь, он встал и подошел ко мне. Не успел я сказать «нет», как он уже присел рядом и принялся ощупывать мои поношенные ботинки, тут же поставив диагноз и пообещав вернуть им молодость. А поскольку я не умею отказывать, то, несмотря на все свое нежелание, я, сам того не заметив, оказался на стуле, на который еще минуту назад смотрел с отвращением. Первое время я не осмеливался поднять глаза, боясь прочесть осуждение во взглядах прохожих. Но марокканец уже возился с моими ботинками. Схватив половинку лимона, он энергично потер ею потускневшую кожу. Я пребывал в таком состоянии, что меня уже ничто не могло удивить. Если бы он размазал по моей обуви банан, я бы и глазом не моргнул. Он работал старательно и с энтузиазмом, уверенно чередуя лимон и разные типы щеток. Издалека доносилась бесконечная заунывная мелодия флейты заклинателя змей. Я потихоньку расслаблялся. Мы перекинулись несколькими фразами. Он все так же сосредоточенно работал, с его лица не сходила счастливая улыбка. Выдавив черный крем, он старательно втер его старой тряпкой в кожу, затем натер ее до блеска ловкими движениями небольшой щетки. По мере того как ботинки возвращались к жизни, его улыбка становилась все более радостной, ослепительно-белые зубы сверкали на фоне темно-коричневой кожи. А когда ботинки стали такими же гладкими и сияющими, как в день покупки, глаза чистильщика загорелись от гордости. Я забыл о смущении, так заразительна была его радость. Внезапно я почувствовал, как близок и симпатичен мне этот человек, которого пятнадцать минут назад я даже не знал. Меня словно накрыло волной дружелюбия. Он назначил абсолютно адекватную цену, я отдал деньги, даже не думая торговаться. Повинуясь внезапному порыву, он угостил меня мятным чаем в небольшой металлической чашечке, чтобы разделить радость и продлить приятный момент общения. Внезапно я осознал нечто очевидное, болезненно очевидное. Я был в сто раз богаче, а моя профессия куда более уважаемой, но этот человек был гораздо счастливее. Он дышал счастьем, он излучал его.