Современникам тяжело было наблюдать за похоронной процессией. На носилках, или на специальном «стуле», несли юного царя Федора, так же «скорбевшего ножками», как и его дед. Молодую царицу Наталью Кирилловну везли в черном закрытом возке, но датский резидент Магнус Ге узнал, что «убитая горем царица… лежала, протянувшись во весь рост и положив голову на колени сидевшей возле нее придворной дамы». Следом в ее свите ехало «множество царевен, боярынь и боярышень». Все они вошли в Архангельский собор, где началось прощание, и дальше «недель около шести», или сорок дней, по обыкновению царских погребений, у гроба «дневали и ночевали» члены Думы и двора.
Внезапность ухода «Тишайшего» поразила всех. Следующему царю, Федору Алексеевичу, не исполнилось еще и пятнадцати лет. Пошли разговоры об участии в управлении царицы Натальи Кирилловны, но «время» канцлера Матвеева и Нарышкиных завершалось. Артамон Матвеев, принимая во вторник 1 февраля пришедших выразить ему сочувствие членов голландского посольства, еще говорил о том, «что ввиду малолетства его царского величества четверо знатнейших будут управлять наряду с ним». Но все эти расчеты были уже не столь важны, они лишь подчеркивали растерянность и неготовность к передаче власти. Поразительнее выглядит другое свидетельство — о неподдельном горе в доме Матвеева, когда прямо во время приема «вельможа и все находившиеся в комнате разразились рыданиями»>{763}. Этот плач стоял по всей стране, когда в ней узнавали о смерти царя Алексея Михайловича.