Фаина Раневская. История, рассказанная в антракте (Гуреев) - страница 31
Эпизод четвертый.
Фанни испытывает отчаяние. Театральная Москва явно не спешит принять ее в свои объятия, сделать членом своей «банды», как говорила Екатерина Васильевна Гельцер. И тогда Раневская снова уезжает. Она оказывается в Сталинграде, вернее, на сцене Сталинградского драматического театра, а ее зрителями становятся строители местного тракторного завода, одного из первых гигантов советской тяжелой индустрии. И происходит чудо – дочь богатого промышленника из Таганрога находит себя именно здесь, в самом эпицентре этого социалистического столпотворения, она играет в рабочих клубах и на строительных площадках, она становится любимицей сотен и тысяч зрителей, она получает такую профессиональную практику, о который иные столичные актеры могли бы только мечтать.
Эпизод пятый.
Александр Яковлевич Таиров предлагает Раневской роль в «Патетической сонате». В этой же постановке занята и неотразимая Алиса Коонен.
Впоследствии Фаина Георгиевна скажет: «Дебют в Москве! Как это радостно и как страшно! Я боялась того, что роль мне может не удастся. В то время Камерный театр только что возвратился из триумфальной поездки по городам Европы и Латинской Америки, и я ощущала себя убогой провинциалкой среди моих новых товарищей… Когда входила Алиса Коонен, игравшая в этом спектакле, я теряла дар речи. Мои товарищи-актеры были очень доброжелательны, и все же на репетициях, видя их в зале, я робела, ощущая себя громоздкой, неуклюжей. А когда появились конструкции и мне пришлось репетировать на большой высоте, почти у колосников, я чуть не потеряла дар речи, так как страдаю боязнью пространства. Я была растеряна, подавлена необходимостью весь спектакль «быть на высоте». Репетировала плохо, не верила себе, от волнения заикалась. Мне думалось, что партнеры мои недоумевают: к чему было Таирову приглашать из провинции такую беспомощную, бесталанную актрису? Александр Яковлевич, внимательно следивший за мной, увидел мою растерянность, почувствовал мое отчаяние и решил прибегнуть к особому педагогическому приему – стоя у рампы, он кричал мне: «Молодец! Молодец, Раневская! Так! Так… Хорошо! Правильно! Умница!».
Однако было и другое видение Раневской в ту пору.
Александр Яковлевич Таиров
Нина Станиславовна Сухотская вспоминала: «Эта мадемуазель Фанни уже не была застенчивой девочкой, смущенно жавшейся к забору в ожидании появления Алисы Коонен. Это была обаятельная, прекрасно, иногда несколько эксцентрично одетая молодая девушка, остроумная собеседница… мне она казалась очень красивой. Несмотря на неправильные черты лица, ее огромные лучистые глаза, так легко меняющие выражение, ее чудесные каштановые, с рыжеватым отблеском, пышные, волнистые волосы, ее прекрасный голос, неистощимое чувство юмора и, наконец, талантливость в каждом слове и поступке – все делало ее обворожительной и притягивало людей».