В своих «Записках об Анне Ахматовой» Лидия Корнеевна Чуковская с известной долей сарказма описала «гениальную» Раневскую, нарисовав образ склочной, самовлюбленной и хвастливой артистки, абсолютно не достойной внимания и тем более дружбы великой Ахматовой.
О причинах такого отношения Лидии Корнеевны к Фаине Георгиевне мы можем только догадываться.
Находим в «Записках» Чуковской такие ее слова: «Вечером, поздно, зашла к NN (Ахматовой) занести и вложить последние перепечатанные страницы. У нее застала Раневскую, которая лежала на постели NN после большого пьянства. NN, по-видимому, тоже выпила много. Она казалась очень красивой, возбужденной и не понравилась мне. Я ушла, мне не хотелось видеть ее такой… Раневская, в пьяном виде, говорят, кричала во дворе писательским стервам: «Вы гордиться должны, что живете в доме, на котором будет набита моя доска». Не следовало этого кричать в пьяном виде… Раневская сама по себе не только меня не раздражает, но наоборот: ум и талант ее покорительны. Но рядом с Ахматовой она меня нервирует. И мне стыдно, что Ахматова ценит ее главным образом за бурность ее обожания, за то, что она весь свой день строит в зависимости от Ахматовой, ведет себя рабски. И мне грустно видеть на ногах Ахматовой три пары туфель Раневской, на плечах – платок, на голове – шляпу… Сидишь у нее и знаешь, что Раневская ждет в соседней комнате. От этого мне тяжело приходить туда».
В какой-то момент подспудно тлевший конфликт дошел до того, что Анна Андреевна попросила Чуковскую не бывать у нее, потому что она недоброжелательно и предвзято относится к Раневской. Вполне вероятно, что в этой предвзятости смешалось многое – и ревность, и обида, и зависть в конце концов.
«Она гениально изображает меня. Вы видели? Как у гения – в одном фокусе собрано все. Прозрение какое-то», – восклицала Ахматова, радуясь актерскому дарованию Раневской, дарованию всегда быть в центре любого события, таланту позитивного обаяния, а также умению дарить свою любовь другим, не требуя при этом ничего взамен.
Публичное одиночество актера и вселенское одиночество поэта – несопоставимые величины.
Публичное одиночество Раневской – это одиночество на глазах тысячной толпы, когда, по словам Станиславского, «вы можете замкнуться, как улитка в раковину… Публику не видеть нельзя, но можно отвлечь себя задачей. О тысяче людей, находящихся в партере, совершенно забыть нельзя, но можно от них отвлечься». Например, представить себе предмет, событие или человека (это уже как учил Михаил Чехов). Именно владение данными профессиональными методиками и навыками позволяло Фаине Григорьевне абстрагироваться от «свинцовых будней», сосредотачиваясь на том, кто был рядом, как на проекции всего этого безумного советского мира.