Они отнесли меня в пещеру высоко на горе, где четыреста лет жил косматый потерпевший кораблекрушение волшебник, научившийся рыбьему языку.
– Великий волшебник! – прохрипел я. С каждой минутой говорить было все труднее. – Пожалуйста, преврати меня в птицу, в храброго орла или мудрую сову, чтобы мне долететь до города в облаках, где никто не ведает боли и где вечно дует западный ветер.
Волшебник рассмеялся:
– Даже если ты отрастишь крылья, глупая рыба, ты не сможешь долететь до места, которого нет.
– Ошибаешься, оно есть, – ответил я. – Пусть ты в него не веришь, зато верю я. Иначе зачем все это было?
– Ладно, – сказал он. – Покажи рыбакам, где живут большие рыбины, и я дам тебе крылья.
Я согласно захлопал жабрами, а он пробормотал волшебные слова и подбросил меня в воздух, высоко над горой, к самому краю левиафановых десен, туда, где рассекали луну окровавленные колонны его бивней…
«Арго»
64-й год миссии
1–20-й дни в гермоотсеке № 1
Констанция
Она просыпается на полу в том же биопластовом костюме, который сшил папа. Машина мигает в своем прозрачном цилиндре.
Добрый день, Констанция.
Вокруг валяются вещи, которые папа занес в камеру обеззараживания: «шагомер», надувная койка, унитаз-рециркулятор, влажные салфетки, мешки с «Нутрионом», пищевой принтер, все еще в упаковочной пленке. Кислородный колпак рядом, его налобный фонарь разрядился.
Капля за каплей в сознание вливается страх. Две фигуры в костюмах биозащиты, в медно-зеркальных лицевых щитках отражается выгнутая версия двери в каюту № 17. Палатки в столовой. Осунувшееся папино лицо, красные круги под глазами. То, как он вздрагивал всякий раз, как по нему проходил луч фонарика.
Пустая мамина койка.
Она садится на маленький унитаз-рециркулятор, чувствуя себя неловко без занавески – как будто кто-то может ее увидеть. Нижняя половина комбинезона мокрая от пота.
– Сивилла, сколько я спала?
Констанция, ты проспала восемнадцать часов.
Восемнадцать часов? Она пересчитывает мешки с «Нутрионом». Тринадцать.
– Жизненные показатели?
У тебя идеальная температура. Пульс и частота дыхания – лучше не бывает.
Констанция обходит гермоотсек, идет к выходу.
– Сивилла, пожалуйста, выпусти меня.
Не могу.
– Что значит – не можешь?
Не могу открыть гермоотсек.
– Разумеется, можешь.
Мое главное правило – заботиться о благосостоянии экипажа, и я твердо знаю, что здесь ты в безопасности.
– Попроси папу, чтобы он за мной пришел.
Хорошо, Констанция.
– Скажи ему, что я хочу видеть его прямо сейчас.
Койка, кислородный колпак, мешки с питательным порошком. Страх разбегается по телу.