Пневматические моторы приподнимают переднюю часть «шагомеров» – дети-взрослые поднимаются по гранитным ступенькам крыльца.
– Смотрите! – говорит Кристофер. – Это я написал объявление!
Внук Рейчел тянется к ее пустому стулу, перетаскивает синюю книжку к себе на колени и начинает листать.
Оливия Отт протягивает руку в пустоту и открывает дверь. Один за другим дети входят в библиотеку.
Констанция
Уровень кислорода семь процентов, говорит колпак.
В коридоре повернуть налево. Мимо кают номер 8, 9, 10 – все двери заперты. Неужели зараза до сих пор витает в воздухе и сейчас начнет пробуждаться от долгого сна? Тела умерших уже почти четыреста дней разлагаются в темных помещениях? Или обитатели корабля вот-вот зашевелятся под шипение противопожарных разбрызгивателей: друзья, дети, учителя, миссис Чэнь, миссис Флауэрс, мама, папа?
Крошечные насадки на потолке в коридоре сеют туман. Констанция пробирается по коридорам прочь от центра «Арго» – самодельная книга за пазухой, самодельный топорик в левой руке, ноги в защитном костюме скользят по залитому химикалиями полу.
Тут и там разбросаны мятые одеяла, медицинские маски, подушка, обломки подноса из столовой.
Чей-то носок.
Скрюченное тело, обросшее пушистой серой плесенью.
Не смотреть. Не останавливаться. Темный дверной проем классной комнаты, дальше снова запертые двери кают, на полу валяется что-то вроде перчатки от защитного костюма, какие надевали доктор Чха и инженер Голдберг. Впереди виднеется опрокинутый «шагомер».
Уровень кислорода шесть процентов, говорит колпак.
Справа – вход на ферму № 4. Констанция замирает на пороге, смахивая с прозрачного щитка брызги химикалий: все растения на стеллажах мертвы. Ее маленькая боснийская сосна высотой метр двадцать все еще стоит в круге сухих иголочек.
Включается тревожный сигнал. Фонарь на лбу мигает. Некогда раздумывать. Констанция бросается к дальней стене. Выбирает четвертую ручку слева и открывает шкафчик с семенами. Ноги обдает холодным паром: в холодильном шкафу хранятся сотни замороженных конвертов. Констанция загребает, сколько получается ухватить руками в зашитых рукавах, несколько штук роняет, остальные прижимает к груди вместе с топориком.
Где-то поблизости папин призрак, или мертвое тело, или и то и другое. Уходи! Времени нет!
Чуть дальше по коридору, между умывальными номер два и номер три, находится тот самый участок титановой стены, который, рассказывала мама, Элиотт Фишенбахер ночами пытался пробить. С тех пор стену укрепили – заклепок стало сотни на три больше, чем раньше. Сердце ухает куда-то вниз.