Уровень кислорода пять процентов.
Констанция бросает на пол пакетики с семенами и обеими руками поднимает вверх топорик. В голове всплывают предостережения, которые она слышала, сколько себя помнит. Космическое излучение, невесомость, 2,73 кельвина.
Она бьет самодельным топориком по стене. Топорик отскакивает, но остается вмятина. Констанция бьет сильнее. На этот раз топорик пробивает стену насквозь и застревает, и приходится навалиться всем весом, чтобы его освободить.
Третий удар. Четвертый. Она не успеет. Пот заливает глаза, прозрачный щиток запотел. Тревожный сигнал звучит громче; из разбрызгивателей уже брызжет струями. В двадцати шагах справа, за дверью столовой, виднеются ряды палаток.
Всему экипажу! – говорит Сивилла. Целостность корабельной обшивки под угрозой!
Уровень кислорода четыре процента, говорит колпак.
С каждым ударом дыра в стене увеличивается.
За три секунды по ту сторону стены твои руки и ноги раздует вдвое. Ты задохнешься. Потом превратишься в лед.
Отверстие расширяется, и сквозь туман от дыхания Констанция видит пространство, где Элиотт раздвинул провода в алюминиевой оплетке и прорубился через несколько слоев термоизоляции. За ними еще один слой металла – надо надеяться, это внешняя стена.
Констанция снова выдергивает топорик, отступает на шаг, размахивается.
Дитя! – гремит Сивилла, и голос ее ужасен. Прекрати немедленно!
На Констанцию накатывает первобытный страх. Она вкладывает в замах всю силу долгих месяцев злости, горя и одиночества. Топорик рассекает провода и вонзается во внешнюю обшивку. Констанция дергает рукоятку туда-сюда.
Наконец она высвобождает топорик. В наружной стене пробито малюсенькое отверстие – узкий ломтик черноты.
Констанция! – грохочет Сивилла. Ты совершаешь серьезную ошибку!
Да, она ошиблась. За стеной пустота, вакуум дальнего космоса. До Земли сто триллионов километров; она задохнется, и все, конец. Топорик выпадает из рук; пространство вокруг идет рябью; время сворачивается кольцом. Папа открывает конвертик, и на ладонь ему выпадает крохотное семечко с бледно-коричневым крылышком.
Задержи дыхание.
– Подожди.
Семечко как будто трепещет в предвкушении.
– Давай.
За отверстием во внешней обшивке по-прежнему темно. Констанцию не раздуло вдвое, глаза у нее не превратились в лед. Просто снаружи ночь.
Уровень кислорода три процента.
Ночь! Констанция подбирает топорик, бьет еще и еще; кусочки металла улетают в темноту. За растущей дырой, в черноте, в луче почти погасшего фонарика сотнями, тысячами сыплются крохотные серебряные искорки. Она высовывает руку наружу, а когда снова втягивает внутрь, рукав защитного костюма весь мокрый.