— Ах, боже мой! — охая, соскочила с печки хозяйка. — Что же ты, Явхим, не посадишь людей? Садитесь, хлопчики.
Мы сели на скамейку. Хозяин явно растерялся от нашего великодушия. Он бегал по хате, суетился и не знал, за что взяться. На столе же целая гора белой, как снег, соли, настоящее богатство.
— Разве сбегать к куму Кузьме, — наконец нашел выход хозяин. — Может, у него еще прихвачу пару бутылок.
— Не нужно, — встрепенулся Лявон.
Но хозяин был уже в сенцах.
Через полчаса мы сидели за столом. С величайшей осторожностью хозяйка пересыпала соль в кувшины, а на белой скатерти появилась сковорода яичницы, две большие миски с капустой и огурцами. Из пяти добытых нами бутылок две мы поставили на стол. Незаметно перемигнулись: хозяин ростом с воробья, ему много не нужно.
Самогон разливал Лявон. Хозяину он налил почти целый стакан, а нам по половине.
— Чтоб жилось и велось, — обратился он к хозяину. — Не знаю только, как вас зовут.
— Явхим Калистратович.
— Выпьем, чтоб дома не журились, Явхим Калистратович.
— На здоровьечко! — пожелала хозяйка. Теперь она стояла возле печки и смотрела на нас добрыми глазами.
Мы промерзли и изголодались. После выпитой самогонки по телу разлилась приятная теплота. Чтобы не опьянеть, мы старательно закусывали. Хозяин же только надкусил огурчик и сидел, подперев подбородок руками.
— Выпьем еще по одной, — предложил Лявон.
Как и в первый раз, он налил хозяину чуть не полный стакан, а нам немножко меньше половины. Самогонка исчезла в горле маленького Явхима Калистратовича как-то мгновенно. Он снова закусил только кусочком огурца и молча следил за нами. У нас же раскраснелись лица и стало двоиться в глазах. Видно, хорошей самогонки припас Явхим Калистратович. Мы не выпили еще и по стакану, а в голове так сильно зашумело. И хозяин и хозяйка казались нам теперь такими хорошими, милыми людьми, а их беленькая хатка настоящим райским уголком. Где, интересно, прячет этот почтальон свой радиоприемник? Может, под печкой, а может, в погребе?
— Вы не тот самый Явхим Цельпук, про которого писали в районной газете? — вдруг спросил Лявон Гук.
От этих слов нашего главного дипломата с меня как рукой сняло весь хмель. Да он просто дурак, наш Лявон!
Об этом надо было спросить, когда мы уже раскусили бы, что за птица покупатель соли. Но маскироваться поздно, наши карты раскрыты.
— Тот самый, — спокойно ответил хозяин. — Меня за мою работу даже приемником премировали.
Мы разинули рты от удивления. Что же он думает про нас, этот почтальон, если так охотно во всем признается? Но наступать так наступать!