— А мой «Колхозник» при мне, целехонький. Только немой он, хлопчики. Батареи еще до войны отработались.
В первую минуту мы прямо-таки остолбенели. Так вот он какой, передовой почтальон Явхим Цельпук! Вся наша вчерашняя дипломатия полетела псу под хвост. Этот старик так ловко обвел нас, трех дурней, вокруг пальца.
— Коли так, отдайте нам приемник, — уже без всякой хитрости выпалил Лявон Гук. — У вас он без дела, а у нас сухие батареи есть.
— Есть, говорите? — обрадовался почтальон. — Тогда давайте так, хлопчики. Я вам приемник, а вы мне батареи. Перед Новым годом забегал ко мне один человек и очень интересовался этими батареями.
— Дадим вам батареи. Их можно насобирать целый воз, — хвалились мы.
— Принесите батареи и возьмете приемник.
Но ждать мы не могли. Мы готовы были оставить в залог свои головы, лишь бы только взять радиоприемник. Мы так искренне клялись раздобыть батареи, что старик нам поверил.
— Берите, раз вам так не терпится, — сказал он. — Я сам приеду за батареями. А где вас искать?
Мы переглянулись, не зная, что ответить. Но почтальон угадал причину замешательства.
— Я вас не боюсь, так и вы меня не бойтесь. Мне, хлопчики, еще в первую войну пришлось попробовать немецкого хлеба. Три года пробыл в немецком плену и еще год воевал с белополяками. Красным взводным командиром был. Так что немцу я друг небольшой.
Лявон Гук дал почтальону свой адрес.
— А вы от себя пришли, хлопчики, или вас кто-нибудь послал? — спросил Явхим Цельпук.
— От себя, а что?
— Меня в районе знали, так я думал…
Мы отдали почтальону газету, где была напечатана заметка о его работе. Он взял ее и усмехнулся.
— А хитрые вы все же. Ко мне иногда забегает один человек, я ему про вас расскажу. Он вам еще пригодится…
6
И вот последняя страничка этого совсем не выдуманного рассказа. Маленький аккуратный «Колхозник» мы установили у Тишки. Бутылки с кислотой, пробирки вместе с нашим первым неудачным приемником выбросили из хаты. Вечерами мы являемся к Тишке и с нетерпением ждем половины одиннадцатого ночи, когда Москва начинает передавать последние известия. Кто-нибудь один дежурит во дворе, чтобы предупредить о грозящей опасности. Дежурить никто не хотел, и пришлось установить строгий график.
Мы и до приемника уже знали, что Москва наша, что наши наступают, но, когда сквозь треск и шум в эфире услыхали знакомый голос диктора, не смогли удержать слез. Мы плакали и не стыдились.
Первые дни ходили, окутанные каким-то розовым туманом. Свет переменился, все стало на свое место. Та правда, в которую мы верили до войны, оказалась самой сильной и надежной правдой.