Когда б не семья, то есть не сойдись Бурцев с Архиповым, завшивевшему бедолаге тоже пришлось бы жевать смолу или бегать с мольбой о прянике за каким-нибудь счастливчиком. Хлебнул бы лиха Бурцев. Наступили времена, когда в лагере не было уже почти никакой работы, за исключением бесконечного наведения чистоты в бараках и разных попутно возникающих хлопот вроде битья вшивых. А и будь она, доходы все равно доставались бы разным «буграм» и их прихвостням, а работяга — сиди на бобах, такая у тебя доля. Прежде, когда промышленная зона колонии еще выпускала всякого рода ширпотреб, было, пожалуй, не многим лучше: тертые старики утверждали, что мужичье только растрачивало понапрасну и без того сомнительные силы в нелегких трудах, не получая за это ничего, кроме жидковатого супа и миски каши, которые достаются сидельцам и нынче, только уже даром.
— Трудовая повинность теперь свернута, и это не по большевицки, — рассуждал Архипов, — а что голодуха и перенаселенность, это, говорят, и в большевицких лагерях бывало.
— Возможно, — задумчиво произнес Бурцев, — с исправлением нравов тогда обстояло лучше, труд исправлял. Хотя, если труд каторжный…
— Демократия твердит о переменах и вовсю их сулит. Если добьется успехов и превратится в развитую, у нас появится и больше хлеба, и больше простора, больше свободы. Не будут сажать всех подряд, не считаясь со степенью вины. Наверное, даже зрелища станут получше тех, что мы видим нынче в клубе.
Мимо клуба они как раз и проходили.
— А представь себе огромный чан, доверху наполненный кремом! — с неожиданным восторгом выкрикнул вдруг Бурцев.
Поскольку тема еды требовала, особенно в интерпретации Бурцева, не политического и социального теоретизирования, а какого-то практического и едва ли не материального воплощения, Архипов мечтательно улыбнулся.
— Я бы взял половник.
Бурцев согласился с полной готовностью:
— Да, не ложку, даже не самую большую ложку, а именно половник… размером с мою голову.
Архипов тут же посмотрел на голову приятеля. По человеческим меркам она была маленькой, даже какой-то тощей, заостренной и как будто с зубцами на манер пилы, но половник подобных размеров все же устроил бы Архипова.
— Я не отошел бы от чана, пока не вылизал бы его дочиста, — сказал он.
— А если, например, горы конфет? — произнес Бурцев с чувством.
— Или торт величиной с этот клуб?
— Какого черта нас морят голодом? — вскрикнул Бурцев и задергался, донельзя удивленный.
— По-настоящему нас, конечно, не морят, это игрушки в сравнении с тем, что бывает или могло бы быть, но паек явно недостаточный, и потому под ложечкой сильно сосет. Даже бред порой какой-то начинается… Если бы не ларек…