Баронг любят священники (они сами его носят и хотят видеть в нем своих прихожан), профессора университетов, учителя, водители, официанты, артисты — словом, все. И, возможно, даже именно потому, что это истинно филиппинская одежда. В баронге филиппинец не только чувствует себя удобно (это, как мы убедились, немаловажно), но и демонстрирует свою национальную принадлежность, а, кроме того, в белоснежной сорочке он выглядит опрятно и красиво.
Баронг любит и молодежь, правда, иной раз она носит его не так, как этого хотели бы представители старшего поколения. По моде, установленной популярным эстрадным певцом Энтони Кастело, — заправляют в брюки или джинсы… Энтони Кастело на концертах появляется только в баронге. Шьет ему эти сорочки знаменитый модельер Данило Франко, дизайн их самый разнообразный, так же как и вышивки, — на рубашках певца увидишь и знаменитый манильский закат, и птичек, и экзотические цветы.
Многие модельеры также считают, что далеко не всякий филиппинец умеет правильно носить баронг. Эдгара до Акино говорит, что следует постоянно воспитывать молодых людей, прививать им вкус к красивой одежде. Он сердится, когда видит, что баронг надет не на майку или закатаны рукава. Порой он не сдерживается и говорит кому-нибудь, кто небрежно обошелся с баронгом: «Баронг-тагалог — наш национальный костюм, и к нему следует относиться с уважением»[6].
РЕМЕСЛЕННИК:
РАДОСТИ, НАДЕЖДЫ, ТРЕВОГИ
Счастливой стороной судьба обернулась не только к баронгу, сохранив его для филиппинцев, но и к некоторым традиционным ремеслам: резьбе по дереву, плетению, собиранию морских раковин. По данным статистики, на Филиппинах в зависимости от времени года пять-восемь миллионов человек занято в домашней промышленности. Ее называют даже «одним из столпов экономики республики». С этим нельзя не согласиться, если учесть, что в отдельные годы казна получает до трехсот миллионов долларов в виде налогов на экспортную выручку кустарей.
Мы посетили одну из мастерских, занимающихся производством традиционных шляп из волокна дерева бури, принадлежащих филиппинцу Педро Кабунгкалу. С производством меня познакомил его сын и правая рука — Хосе Кабунгкал.
— Вот наш главный цех, — с гордостью сказал он, когда мы приблизились к небольшому двухэтажному зданию.
Нас поразила мертвая тишина, царящая внутри помещения. За столом в полумраке сидели мастерицы. Молча, не отрывая глаз от изделия, они быстро и ловко придавали ему элегантный вид. Меж столами прохаживался усатый мастер. Он доходил до больших круглых часов, поворачивался, шел к распятию Иисуса Христа, снова поворот. Ровно в одиннадцать удар деревянным молотком. Перерыв!