[46].
Не выдержав пытки эмиграции, в середине 1931 года Эфрон обращается в советское полпредство в Париже с просьбой выдать ему советский паспорт. Обещают. Правда, не всё так просто, объяснили ему люди со стальными глазами: родину, мол, обидеть легко, а вот прощение ещё нужно заслужить. Так бывший белогвардейский офицер Сергей Яковлевич Эфрон стал советским агентом в Париже.
Рука едва не написала «в одночасье». Нет, не в одночасье: Эфрон уже давно искал выхода из «эмигрантской ловушки». Когда на горизонте замаячила ещё худшая ловушка, но с сыром, он, не задумываясь, шагнул в её сторону…
* * *
Вообще, во Франции Цветаевой пришлось поездить не меньше, чем в Чехословакии. Так, с весны по осень 1926 года она жила в Вандее; до весны 1932 года – в столичном пригороде Мёдоне. Потом в течение двух лет семья проживает в Кламаре, окончательно обосновавшись в 1934-м в Ванве, где проживёт вплоть до 1938 года.
Именно Кламар считался центром крайнего (левого) «евразийства». Здесь обосновались князь Николай Трубецкой, аристократ Пётр Сувчинский, философ Лев Карсавин (брат известной балерины), Алексей Ремизов; сюда из Лондона часто наведывается князь Дмитрий Святополк-Мирский[47]. В Кламаре жил и русский философ Николай Бердяев. (В наши дни на втором этаже дома, где жил философ, по адресу Rue du Moulin-de-Pierre, 83, находится его кабинет-музей; к слову, Бердяев в этом кабинете и умер, прямо за письменным столом.) И все они ратуют за русскую государственность восточного (монгольского) типа.
Скорее всего, именно с середины двадцатых «евразийцами» вплотную занялась Лубянка, сумев создать из идейно-философского и литературного центра русских эмигрантов настоящий «мозговой центр и опорный пункт ОГПУ».
Цветаева проживала сначала на ул. Кондорсе, позже – в доме № 10 по улице Лазаря Карно.
Из воспоминаний Зои Ольденбург:
«Ссыльная королева, бродившая в старых стоптанных туфлях по улицам Кламара, – что там „уборка чужих квартир“, заработок более пристойный, чем многие другие, – натирая черепицу пола или раковину, продаёшь лишь силу своих мускулов. А она жила, отгороженная от целого мира кошмарной музыкой слов, опалявших её днём и ночью… ворожея и вакханка, волчица, колдунья, заклинательница, чаровница, звезда, упавшая с неба на перрон станции метро»[48].
«Вакханка»… «волчица»… «звезда, упавшая с неба»… Не самые худшие эпитеты для Таланта.
Но всё это уже позади. А пока Марина лишь только догадывается об истинной роли мужа в гэпэушной игре «в кошки-мышки». И ехать в большевистскую Россию отнюдь не собирается. Хотя жить становится всё тяжелее. В начале тридцатых во Франции её почти не печатают, а если какие-то издательства соглашаются это сделать, гонорары мизерные, часто задерживаются. Помимо стихов, начинает писать так называемую