- Это все так внезапно, - возразила она слабо. - А кто такой Хаким?
Как будто по команде в дверь постучали. В палату вошел человек настолько мощный, что не сразу было заметно, что на самом деле он невысокого роста.
- Это Хаким, моя правая рука.
Зейн обратился к нему на странном языке, который показался Эбби смесью арабского и французского. Кажется, он давал Хакиму какие-то указания, потому что тот несколько раз кивнул, затем повернулся и поклонился Эбби.
- Я надеюсь, что вам понравится ваше пребывание у нас, ваше королевское высочество.
- Спасибо… - Эбби растерянно оглянулась на Зейна, все еще надеясь как-то увильнуть от поездки во дворец, но увидела, что тени под его глазами стали глубже. Он очень устал, и Эбби решила отложить споры на потом.
- Тебе нужно немного поспать, - сказала она и, игнорируя удивленное выражение лица мощного Хакима, добавила: - И пожалуйста, не вставай с постели.
Они вышли, и Зейн устало закрыл глаза. А что, если он ошибся? Понимала ли она, на что согласилась?
Его мучило ощущение вины и дурные предчувствия, но он решил им не поддаваться. Сомнения были роскошью, которую он не мог себе позволить.
Он был слишком ослаблен, чтобы противостоять брачным притязаниям Кайлы и интригам враждебных кланов. Это все потребовало бы сил и времени, которых у него сейчас нет. Его отец, возможно, и забыл, что у сильных мира сего личная жизнь должна всегда быть второстепенной по отношению к долгу, но Зейн это твердо помнил.
Он понимал, что, будучи наследником, он должен укреплять свою власть всеми возможными способами, особенно если намерен провести преобразования, которые жизненно необходимы его стране. Арифа, еще несколько лет назад бывшая примером прогресса и свободы для всего Востока, без сильного лидера постепенно снова скатывалась к патриархальным установкам, попадая под власть нескольких семейных кланов. В стране свирепствовала коррупция, и хуже всего то, что она стала уже практически общепринятой деловой практикой.
Нефтяные богатства страны перекачивались в зарубежные офшоры, в то время как растущее неравенство населения вызвало недовольство и волнения. Зейн давно наблюдал это, но что он мог сделать, младший сын, лишенный всяких прав?
Теперь, когда он стал наследником, он может многое изменить. И это было его главной заботой.
А Эбби… Зейн опять подавил в себе зашевелившееся было чувство вины.
За полтора года он достаточно укрепит свое положение и сможет дать ей свободу.
И тогда пусть живет, как хочет.
Эбби с облегчением выдохнула, когда за Лейлой наконец закрылась дверь. Ей очень хотелось посмотреть в замочную скважину, ушли ли два телохранителя, которые, как привязанные, таскались за ней от самой больницы, или торчат на пороге. Наверняка ведь торчат. Интересно, это для того, чтобы никто не вошел, или для того, чтобы она не вышла? Это не имело бы смысла: она бы все равно никогда не сумела найти выход, она сбилась со счета, сколько коридоров, холлов и атриумов прошла по пути в комнату. Если бы сюда вдруг забрался вор, он никогда не смог бы отсюда выбраться. Тут по углам наверняка обнаружится не меньше дюжины запыленных скелетов бедолаг, которые заплутали в этом огромном здании, да так и не смогли отыскать дорогу к людям.