Малышев пришел к нам на курс после академического отпуска по болезни. Он был старше большинства студентов на 5–7 лет. Его болезнь (туберкулез) была следствием тех тягот, которые выпали на его долю с детства. Он рос в обстановке бедности. Круглый сирота, он, вместе с братом и сестрой, воспитывался мачехой. Всю свою семью он очень любил (брат впоследствии погиб на войне), а о мачехе, которой он дал смешное прозвище «тараканчик», нежно заботился до самой ее смерти. Он выписал ее в Ленинград, и она жила вместе с ним. Когда она болела, он очень волновался и вызывал лучших врачей.
Владимир Иванович начал подрабатывать подростком, а во «взрослую» трудовую жизнь включился в 15 лет. В родном городе Наровчате Пензенской губернии он наблюдал всплески антирелигиозной и антицерковной кампании. Мачеха его была религиозна, и он, заинтересовавшись вопросом, на чьей стороне правда, под сенью Общества безбожников стал изучать историю религии, церкви, деятельность сект. В. Малышев любил русский провинциальный и деревенский быт (родители его были из крестьян), народные обычаи и народное искусство [30] и чувствовал, что религия занимает в народной культуре свое важное и прочное место. К нам на второй курс университета он пришел с установившимися интересами, со своей манерой поведения, очень отличной от принятой в нашей студенческой пролетарско-интеллигентской среде. Все свои силы он посвящал изучению одного предмета, которым он, очевидно, прилежно занимался и во время болезни, в академическом отпуске — изучению древнерусской литературы, причем, главным образом, той ее стороны, которая сохранилась в народной среде и продолжала жить в народной культуре. У него уже сложились широкие и самые разнообразные связи с людьми, знавшими древнюю словесность, хранившими старинные рукописные книги, любившими их. Эти связи он использовал для розыска рукописных книг, забытых в сундуках, на чердаках, в подвалах крестьянских изб и поселковых домов, собирания их, представления на экспертизу и водворения в книгохранилища. Он твердо уверовал в то, что старые рукописные книги — национальная ценность, памятники народной мудрости, сокровища, которые надо спасать, пока не поздно, и через музеи и книгохранилища, через науку, через изучение вернуть в народную культуру.
Можно предположить, что, когда в 1932 г. он, закончив рабфак Института путей сообщения, подал заявление на подготовительные курсы в ЛИФЛИ, он в какой-то мере видел свою будущую дорогу [31]. Свидетель «зорения» церквей, он противопоставил массовому потоку жизни общества направление, принятое и определенное им самим без чьих-либо подсказок, но имеющее значение «категорического императива», судьбы.