На одном из заседаний, проводившихся с большой помпой в присутствии представителя высших инстанций Москвы и посвященных «разоблачению» носителей ложных и вредных идей в науке, я так устала от барабанных речей, опасных обвинений и ожидания, что сейчас начнут громить меня, что вынула корректуру своей статьи и попросила сидевшего рядом Д. С. просмотреть ее. В статье содержался обзор драматургии XIX века, наиболее распространенными сюжетами которой были исторические события конца XVI — начала XVII века. В интерпретации этих событий я опиралась на материалы, содержавшиеся в классических трудах историков, и отчасти на отношение к этим событиям А. К. Толстого в его драматической трилогии. Д. С. прочел мою корректуру и сказал: «В общем, у меня возражений нет, но, знаете, теперь эту эпоху интерпретируют иначе, пишут даже: „прогрессивное войско опричников“». Я была крайне удивлена и, широко открыв глаза, громко закричала: «Да ну?». Оба мы засмеялись. Этот смех и наш оживленный разговор вызвали раздражение у председательствующего, ведущего заседание. Мы нарушили этикет таких «проработок». Мы должны были трепетать и сознавать свою «вину». Председатель сказал: «А как оживились Лихачев и Лотман!». Я была польщена тем, что я и Д. С. оказались под общим знаменателем. В науке Д. С. занимал уже очень высокое место.
Постоянная готовность превратить спор или литературную полемику в политические обвинения и обилие «доброхотов», готовых сфабриковать такое обвинение, угнетали. После конференции в университете, посвященной «Слову о полку Игореве» (1975 год), в ходе которой блестящий доклад прочел Д. С. и выступал мой брат Ю. М. Лотман, в «инстанции» был сделан клеветнический донос о содержании этих выступлений. Присутствовавших аспирантов и студентов стали вызывать в партбюро и допрашивать. Только энергичным вмешательством Г. П. Макогоненко, отвечавшего за проведение конференции, это «дело» было прекращено.
Под впечатлением подобных эпизодов Д. С., с которым мы встретились в электричке по пути из Зеленогорска в Ленинград, сказал мне однажды: «Чувствуешь себя, как в оккупации». Эти слова произвели на меня впечатление своим выразительным лаконизмом, и через некоторое время я их напомнила Д. С. «Я это сказал? — переспросил он меня и добавил: — Ай, ай!». Это было шутливое восклицание, но в нем содержалось нечто, кроме шутки. В середине XIX века писатель Н. Г. Помяловский утверждал: «Есть некий хмель в откровенности». В этом утверждении выражено ощущение того, что в России откровенность — более чем откровенность. Так можно перефразировать известное изречение.