Когда в начале блокады аспирантуру в Пушкинском Доме «распустили», я оказалась без работы и поступила на службу в один из военных госпиталей, находившихся на Петроградской стороне. В госпитале мне сначала, как не медицинскому работнику, давали мелкие поручения, а затем водворили в канцелярию, где я оказалась под начальством очень авторитетного руководителя. К сожалению, я не помню ни его имени и отчества, ни фамилии, но его как личность я хорошо запомнила. Это был энергичный, деятельный человек, и хотя работа под его начальством не была легкой или, как теперь говорят, «комфортной», я его уважала и даже симпатизировала ему. У него была склонность строго проверять работу подчиненных, и эта его добросовестность для меня оборачивалась вынужденной необходимостью задерживаться на работе. Мой рабочий день длился десять часов. В это время я не имела возможности есть и пить. К тому же в комнате, где я работала, было довольно холодно. В первую половину дня ко мне непрерывным потоком шли люди, нанимавшиеся на работу или представлявшие сведения об увольняемых
работниках. Эти сведения косвенно отражали тот печальный факт, что в госпитале была большая «текучесть кадров»: город стал вымирать — я не сразу это поняла. Когда моя сестра Ляля (Виктория), уже начавшая работать квартирным врачом и ходившая по квартирам пациентов, увидев у меня на столе книжку с переводом английской драмы «Город чумы», сказала: «Ленинград сейчас — город чумы», я испугалась и возразила: «Ну, нет еще!». Когда ко мне на прием пришел сотрудник с чудовищно распухшим лицом, я стала его расспрашивать, чем он болеет, и предположила, «не почки ли это», он согласился: «почки», не желая признаваться, что умирает от голода. Я поверила в эту версию, так как не могла переключиться в так быстро ставшую катастрофической реальность. В очень скором времени я его вынуждена была поместить в графу «выбывших». В обстановке этого надвигающегося бедствия природа «позабавилась» над нами в своем стиле. Умер заведующий ресторана для командного состава: у него была язва желудка, и на фоне общего голода он не смог соблюдать диету, поел острой пищи и скончался. Бесконечный поток проходивших передо мной посетителей утомлял меня. Тут я стала понимать, что чувствует продавщица и почему продавщицы так легко раздражаются на обращение к ним покупателей. Во вторую половину дня я должна была подсчитывать «движение кадров» — убытие и прибытие служащих и больных — и составлять графики. В конце рабочего дня мой начальник проверял плоды моих трудов, при этом он очень придирался. Вникая в цифры моих подсчетов, он находил ошибки, раздражался, очень сильно, даже злобно кричал на меня. Это очень меня удивляло, так как до этого никто на меня не кричал, и я даже обратилась к опытным служащим канцелярии — милым, очень культурным дамам с вопросом, что означает такое его обращение со мной. Старшая дама, возглавлявшая коллектив, сказала мне, чтобы я не обращала внимания. Просто он нервничает, потому что у него сын на фронте и он давно не получал писем. Я посочувствовала ему. Но систематически в конце рабочего дня он нападал на меня и заставлял меня все снова пересчитывать. Так я задерживалась на работе на один или два часа в зависимости от того, сколько он находил неточностей. После этого я шла в абсолютной темноте по городу, а немцы с методическим постоянством начинали именно в это время бомбить город, так что я была вынуждена оставаться в какой-нибудь подворотне, пережидая конец бомбежки. Так было чуть ли не каждый день. Особенно запомнился мне один вечер, когда разбомбили здание Народного театра и зоологического сада. Пылали, как костер, разбитые американские горы. Я шла сквозь ряд горящих зданий, не зная, в каком состоянии мой дом и моя семья. Впрочем, эта ситуация повторялась не раз, правда, не в таком эффектном виде. Однажды мой начальник накричал на меня днем, а в это время позвонил телефон и своему собеседнику он сказал, что наши оставили Севастополь. Я, услышав это, потеряла сознание и соскользнула на пол. Очнулась я оттого, что услышала над своим ухом его робкий, испуганный голос: «Деточка, что с Вами? Очнитесь! Я сейчас Вам дам воды».