К возвращению Б. М. друзья, посещавшие его, решили приурочить какой-то подарок. Все знали, что рояль его был продан, и возникла идея купить ему какой-то инструмент. На пианино денег, конечно, не хватало, и купили фисгармонию. Это было не совсем то, что надо, но Б. М. был очень доволен и, оказавшись дома, играл на этом инструменте.
При первой возможности Б. М. вернулся к научной деятельности. Он стал готовить сочинения Я. П. Полонского. В том, чтобы ему разрешили получить этот договор, приняли участие Г. П. Макогоненко и В. Г. Базанов. Эта работа имела для Б. М. двойное значение: он получил материальную поддержку, и по мере подготовки издания здоровье его стало поправляться. В возвращении его в науку он ощутил и моральную поддержку общества: в его силу еще верили. Он был еще Эйхенбаум.
После тяжелой болезни Б. М. прожил еще 10 лет, он много работал и отдыхал в Комарове. В Комарово мы (я и Оля Билинкис, работавшие над восьмым томом Гоголя) ездили к нему советоваться по текстологическим вопросам, когда мы срочно должны были сдавать том, а Борис Викторович Томашевский, наш редактор, был в Гурзуфе, на отдыхе. Мы гуляли на закате около знаменитого шлагбаума в Комарове. Б. М. написал двустишие: «Всю ночь маячит у шлагбаума / Блестящий череп Эйхенбаума». Я сказала: «Такой прекрасный вечер! А ведь пройдет время, и это забудется». Б. М. возразил мне: «Такие вечера, такие впечатления не забываются». Впоследствии именно эти слова Б. М. прочно сохранились в памяти.
Б. М. был смолоду поэтом и какое-то время даже связывал свою будущность с поэзией. Но в зрелом возрасте его привязанность к стихотворному жанру выражалась главным образом в сочинении шуточных стихов и надписей на книгах (он в шутку себя называл «подписатель»). Одно из таких больших стихотворений он написал на книге, которую мы сами купили: С. П. Жихарев. Записки современника / Редакция, статьи и комментарии Б. М. Эйхенбаума. М.; Л.: Издательство Академии наук, 1955.
Напрасно купили вы эту дичь,
Товарищи Лотман и НайдИч!
Лучше подумали б о бутерброде
Или о чем-нибудь в этом роде,
Или купили бы два билета
В Театр оперы и балета…
Впрочем — в статьях Б. ЭйхенбаумА
Много таланта и много ума;
Что же касается до примечаний, —
На них удивляются англичане!
Однако прошу вас, милые дети:
Читая статьи, примечанья эти,
Не забывайте об авторе их,
Для вас написавшем этот стих.
У Виктории Михайловны было твердое убеждение: Б. М. может все делать — гулять, работать за письменным столом, но ему ни в коем случае нельзя выступать публично. Она всячески старалась ему это внушать. Но, как в сказке, он нарушил запрет, и это его погубило. Анатолий Мариенгоф, который тоже подвергался литературным нападкам и тоже не мог беспрепятственно выступать в печати, старый приятель Б. М., обратился к нему за помощью. После большого перерыва в Доме писателей должен был быть вечер, посвященный его творчеству. Мариенгоф позвонил Б. М. из больницы и стал его просить, чтобы он обязательно выступил на этом вечере. Чтобы отсечь Б. М. путь к отказу, он сказал: «Если ты не выступишь, я умру». Б. М. поехал выступать с дочерью Ольгой Борисовной. Он должен был предварять своим выступлением вечер, в котором предполагалось выступление артистов. Вид зала еще до начала выступлений не понравился Б. М. Это была нарядная публика, в которой явно заметны были поклонники молодого артиста Игоря Горбачева, пользовавшегося тогда большим успехом. Уже начало вечера разочаровало публику: Игорь Горбачев не успел приехать из Риги. По залу пронесся шумок разочарования. Ольга Борисовна, справедливо отмечает, что Б. М. всегда очень хорошо чувствовал зал, а в данном случае был огорчен и растерян. К тому же его организм явно был не готов к такому большому напряжению. Его выступление длилось меньше 15 минут. Он завершил его словами: «Надо вовремя закончить. Я все сказал». Раздались жидкие аплодисменты. Ольга Борисовна вспоминает: «Я видела, что у него одышка, положила ему ладонь на руку и сказала: „Ты очень хорошо выступал“. Он покачал головой, видно, не мог говорить из-за спазма? Я отвернулась, чтоб он справился с собой, и плечом ощутила, что он вздрогнул. Я посмотрела — он был мертвый…»