Когда обсуждалось издание второго тома «Мертвых душ» Гоголя, прошел слух, что в Москве нашли рукопись этого произведения, что вызвало в Ленинграде любопытство и даже некоторую панику: где была эта рукопись, никто не знал, слухи были темными. Эту историю мы обсуждали. Б. В. выдвинул свою гипотезу. Он встал, ударил кулаком по столу и сказал: «Очевидно, Храпченко просто впервые прочел сохранившиеся части второго тома „Мертвых душ“, что-то рассказал по этому поводу, отсюда и пошел этот слух». Храпченко был большим чиновником в литературоведении, секретарем бюро Академии наук. Мы посмеялись, а слух о новонайденной рукописи действительно не подтвердился.
В ленинградской окололитературной среде распространилось известие, что таинственным образом найден текст десятой главы «Евгения Онегина». Когда этот текст предъявили Томашевскому, он сразу определил, что это фальсификация. Во-первых, в нем содержались сведения, ставшие известными лишь недавно, в результате открытий советских декабристоведов. А кроме того, приписываемый Пушкину текст отличался «непушкинской тяжестью». Впоследствии Ю. М. Лотман и его сын Михаил Лотман убедительно доказали, что текст, приписывавшийся Пушкину, был создан в 1940-х — 1950-х годах [11].
Способность Б. В. внезапно вспылить и откровенно выразить свои чувства сочеталась с мягкостью. Однажды я пришла в Институт очень огорченная. У моей четырехлетней дочки случилась беда: у ее куклы-мальчика попросту отвалилась голова. Она рыдала над ним и ломала руки. Я побежала по мастерским, но никто не брался починить куклу. Б. В. осмотрел куклу со всех сторон: голова и руки у нее была керамические, а туловище тряпичное. После осмотра он установил, что голова с шеей были просто засунуты в тряпичное туловище и зашиты. Он насадил голову на туловище, тут же достал откуда-то большую иголку с ниткой и объяснил, как надо зашить дырку, чтобы голова хорошо держалась. После этого он спросил меня: «Сколько лет вашей дочери?» — «Четыре года.» — «Пора учить грамоте», — сказал Б. В. сурово. Придя домой, я отдала куклу ликующей дочке и строго сказала о необходимости учиться читать. Моя свекровь — по специальности педагог-дефектолог — приняла это к сведению… Через неделю, войдя в комнату, я увидела, что моя дочь сидит на диване, положив ножку на ножку, и бегло читает книгу старенькой прабабушке.
Совершенно другие особенности своего характера Б. В. проявил в дни, когда разворачивалась «антикосмополитическая кампания». Два наших заслуженных и уважаемых профессора Н. К. Пиксанов и В. А. Десницкий нашли нужным в момент наиболее острой травли Гуковского напечатать в стенгазете нашего Института разносные статьи по поводу его очень хорошего доклада о Гоголе. Б. В., находясь в толпе читателей стенгазеты, громко оповестил всех, что ему необходимо вымыть руки, так как он по неосмотрительности в вестибюле подал руку Пиксанову, но что он в затруднении, так как уборная занята, а других мест, чтобы вымыть руки, в нашем учреждении нет. Еще он утверждал, что только в уборной в Пушкинском Доме можно дышать. Все это он говорил, будучи многолетним сотрудником Пушкинского Дома, много сделавшим для обогащения его коллекций и горячо любившим работу в нем.