И во время моей деятельности на высших командных постах на востоке, и после моего назначения начальником генерального штаба армии у меня не было потребности заниматься вопросами современной политики больше, чем это было безусловно необходимо. Правда, в условиях коалиционной войны я считал невозможным для военного командования совершенно отмежеваться от политики. Я должен был бы отвечать перед своей совестью, если бы не высказал своих взглядов в тех случаях, когда стремления других, по моему убеждению, привели бы нас на опасный путь. Точно так же я бы чувствовал угрызения совести, если бы я видел бездеятельность и неохоту к труду и не побуждал к нему, и, наконец, если бы я не защищал своих взглядов на настоящее и будущее, в то время как политические мероприятия затрагивали бы и даже нарушали бы план ведения войны и колебали уверенность в будущем. Со мною согласятся, что резкой границы между политикой и военным руководством нет. Они должны уже в мирное время согласовать свои действия. Во время войны, которая поглощает все их силы, они должны дополнять друг друга.
Я сознаюсь, что покрывал своим именем и своей ответственностью некоторые политические взгляды, очень слабо связанные с тогдашним нашим военным положением. В таких случаях я никому не навязывал своих взглядов. Но если кто-нибудь хотел знать мои взгляды в вопросе, который должен был быть разрешен и не был разрешен немцами, то я не видел никаких оснований молчать. Одним из первых вопросов, вставших передо мною вскоре после моего назначения главнокомандующим, был вопрос о будущем Польши. Ввиду большого значения этого вопроса во время войны и после нее я должен остановиться на нем подробнее.
Раньше я никогда не чувствовал неприязни к польскому народу. Но, с другой стороны, только при отсутствии патриотического инстинкта и знания хода политического развития можно было бы не видеть в возрождении Польши большой опасности для моей родины. Я нисколько не сомневался в том, что мы не можем рассчитывать на благодарность со стороны Польши за то, что мы своею кровью и мечом освободим ее от русского кнута. Мы вообще никогда не получаем благодарности за тот хозяйственный и духовный подъем, который мы дали нашим прусско-польским частям. Никогда чувство благодарности, поскольку оно вообще может быть признано в политике, не удержало бы восстановленную Польшу от взрыва в пограничных с нами областях. С какой бы стороны ни подойти к польской проблеме, всегда Пруссия — Германия является ответственной стороной, которая должна политически расплачиваться. Австро-венгерское правительство, напротив, казалось, совершенно не опасается для своего государства свободной объединенной Польши. Влиятельные круги Вены и Будапешта думали даже, что можно надолго связать католическую Польшу с двуединой монархией. Нельзя отрицать, что этим надолго был бы нарушен в будущем наш союз. Высшее командование армией ни в коем случае не могло упустить из виду эту политическую точку зрения, когда оно обсуждало будущее военное положение на восточной границе.