Воспоминания (Гинденбург) - страница 22

Тут мы наткнулись, к моему удивлению, на противодействие правительства. Оно в это время нашло ходы для переговоров о сепаратном мире с Россией и считало опасным объявление независимости Польши, так как это могло скомпрометировать нас в глазах русского царя. Таким образом, создалось противоречие между военным и политическим положениями. Надежды на сепаратный мир с Россией рассеялись, и в первых числах ноября был все же опубликован манифест, а начатая после того вербовка польских добровольцев окончилась безрезультатно. Призыв к набору не только не нашел поддержки среди духовенства, но вызвал со стороны его открытое противодействие.

Сразу после объявления манифеста, снова обнаружились противоречия между интересами Австрии и Германии в польском вопросе. Наши союзники все откровеннее стремились к объединению Польши с Галицией под их руководящим влиянием. Я должен был выступить против этих стремлений.

В сущности, все эти вопросы могли быть разрешены только с исходом войны. Я поэтому очень жалел, что мы во время войны уделили им так много внимания. Впрочем, я должен подчеркнуть, что никогда трения, возникавшие между нами и союзниками на политической почве, не влияли на наши взаимные военные отношения. Роль, подобную Польше в наших отношениях с Австро-Венгрией, играла Добруджа в наших политических и военных отношениях с Болгарией. В вопросе о Добрудже речь шла в итоге о том, получит ли Болгария железную дорогу через Черновода — Констанца, если в будущем неограниченно завладеет этой страной. Если бы это случилось, то она завладела бы важнейшей и ближайшей дорогой между средней Европой и Ближним Востоком. Болгария, конечно, воспользовалась благоприятным моментом и получила во время войны наше согласие на это. С другой стороны, Турция, ближайшим образом заинтересованная в этом, просила нашего политического заступничества против этих болгарских притязаний. Мы дали ей эту поддержку. Таким образом, под военной маской возникла маленькая политическая война, длившаяся около года: договор между нами и Болгарией устанавливал в случае поражения Румынии возвращение нашим союзникам потерянных в 1912 г. южных частей Добруджи, а также улучшение тамошней границы. Но в договоре ни слова не говорилось о предоставлении Болгарии всей Румынской провинции. Основываясь на этом договоре, мы после окончания румынского похода немедленно передали болгарскому правительству часть южной Добруджи. В средней же Добрудже с согласия всех наших союзников мы немедленно установили управление. Оно действовало на основании особого условия и в хозяйственном отношении руководилось почти исключительно пользой Болгарии. Северная Добруджа была занята 3-й болгарской армией, которая вела там свои операции. Казалось, что отношения внешним образом хорошо урегулированы. Но такое положение продолжалось недолго. Вызов был брошен болгарским мини- стром-президентом. Еще до окончания румынского похода, министр бросил лозунг возвращения Болгарии всей Добруджи и указал на немецкое высшее командование как на противодействующее этому стремлению. Отсюда возникло сильное движение против нас. Царь Фердинанд сначала был не согласен с действиями своего правительства, но потом ему пришлось уступить под давлением возникшего волнения. Точно так же и болгарское высшее командование не вмешивалось сначала. Оно действительно видело опасность в том, что к сильным и разнообразным политическим волнениям в армии присоединялся еще новый повод.