С этими мыслями я намеревался 13 августа проехать в Спа на политический совет с правительством и высказать там свой взгляд на военное положение, а именно что оно серьезно, но что не следует забывать, что мы еще глубоко стоим на вражеской территории. Этот взгляд я в последующие дни высказал своему государю, причем в присутствии государя мне было предоставлено заключительное слово. Я ничего не мог добавить к мнению государственного канцлера, графа Гертлинга, что действительно официальные шаги к мирному предложению можно предпринять только после улучшения нашего тогдашнего военного положения. От этого положения зависело также достижение наших политических целей.
В середине августа я еще не думал, чтобы наступил момент для благоприятного окончания войны. Я определенно надеялся, что армия, вопреки отдельным эпизодам последнего боя, все-таки, в общем, в состоянии выдержать. Я также надеялся и на родину, что она будет иметь достаточно сил превозмочь и этот кризис. Я вполне сознавал величину тех жертв и лишений, которые eй пришлось и, может быть, еще придется перенести, но разве Франция, на чьей земле вот уже четыре года свирепствует война, страдает не больше? Во все это время падала ли она духом от какой-нибудь неудачи, отчаивалась ли она, когда наши гранаты попадали в ее столицу? Это, думал я, будет иметь в виду и моя родина, и останется стойкой, если только мы на фронте будем стойки. Если это удастся, то, по моему мнению, мы окажем влияние на наших союзников, Ведь их военная задача, поскольку она касается Австро-Венгрии и Болгарии, была легкой.
В этих моих соображениях забота о сохранении чести оружия не играла решающей роли. Наша армия за четыре года войны так хорошо поддерживала эту честь, что она не могла быть отнята у нее врагом, что бы ни случилось. В моих решениях и предложениях решающую роль играло единственно благо родины. Если мы победами на поле битвы не могли принудить врага дать нам такой мир, который бы окончательно обеспечил наше будущее, то мы все же могли по крайней мере ослабить силы врага. И в этом случае мы спасали положение.
Генерал Фош по окончании битвы на Марне в самом деле признал, что он снова потеряет все, если нашей армии будет дано время для отдыха. У меня было такое чувство, что неприятельское командование думало теперь все поставить на карту.
20 августа французы переходят в наступление между Уазой и Эной, в направлении к Шони Они отбрасывают нас в трехдневном бою снова к этому пункту. 21 августа и в следующие дни англичане расширяют свой наступательный фронт от 8 августа: на север и северо-запад до Бапома. Повторные нападения заставляют нас и здесь постепенно отступать, 26 августа англичане бросаются на наши позиции с двух сторон Арра в направлении к Камбре. Это удается, но наконец нападение задерживается. Тогда новый вражеский натиск 2 сентября обрушивается на наши линии на большой дороге Арра — Камбре и заставляет нас отступить по всему фронту. Для сохранения сил мы одновременно очищаем выдвинувшуюся за гору Кеммель и Мервиль дугу севернее Лис. Все это трудные задания, которые выполняются до первых недель сентября. Они не приносят ожидаемого облегчения. Противник всюду преследует нас, и напряжение продолжается.