- Все и всегда хотел делать по-своему, упрям был патологически. Вот и доупрямился! - возмущалась она.
А Кира, зная свою мать, сильно подозревала, что все "патологическое упрямство" отца сводилось к тому, что он просто пытался оставаться самим собой.
Она на удивление плохо помнила его и сердилась на себя за это: все-таки восемь лет - не младенческий возраст, могла бы запомнить лучше... А так, вспоминая, видела высокую поджарую фигуру, раннюю лысину и веселые белые зубы; еще - слышала тихий музыкальный свист. По утрам, собираясь в академию, отец насвистывал - и это тоже почему-то раздражало мать.
- Делал зарядку под свист, одевался и свистел... чуть ли не завтракал, заливаясь свистом, - без улыбки рассказывала она.
Отец был военным, полковником-артиллеристом и преподавал в Военной академии на Съездовской линии Васильевского острова. Кстати, их роскошная квартира была предоставлена ему академией, а после его смерти мать получала приличную пенсию. Но, конечно, не на одну эту пенсию они жили: у матери вскоре появился "покровитель"; и так, сменяя друг друга, "покровители" неизменно, по сей день обеспечивали ее матери "достойный уровень жизни". Другими словами, ее мать была содержанкой, как, скажем, "Дама с камелией" Александра Дюма... а почему бы и нет? Ведь "красота имеет свои права"! Она переходила от одного "покровителя" к другому, как "переходящее красное знамя", награждая собой счастливого победителя.
Кира тихонько вздохнула: кто спорит - Вадим красив, но и она не дурнушка. А что если, как мать, взять и воспользоваться "своими правами"? Охотников хоть отбавляй, только свистни... Но в том-то и дело, что свистеть не хотелось.
А потом она застала его целующимся с Женей Бариновой, что называется, буквально у нее на глазах. Компания собралась большая и разношерстная: "небожители" были в меру разбавлены "подающими надежды". Вадим предупредил ее сам:
- Кстати, будет Баринова... просто в порядке информации.
- А откуда ты знаешь? - спросила Кира.
- От Алика: сабантуй-то у него!
Собираясь, Кира поймала себя на том, что провела перед зеркалом на добрых полчаса дольше, чем обычно. И осталась довольна результатом: все-таки это очень укрепляло ее позиции - то, что она привыкла видеть в зеркале.
За столом Женя сидела рядом с Аликом, вообще, он, несомненно, был, что называется, "при ней"; и Кира расслабилась, как будто в ней отпустила тугая, до предела сжатая пружина. Она почувствовала себя легкой, почти бестелесной от блаженного облегчения и одновременно глубоко виноватой: устраивала Вадиму сцены, как последняя кухарка, и вот уж действительно на ровном месте. Она отправилась на поиски мужа, чтобы сообщить ему, что она последняя дура, - и нашла его на балконе целующимся с Женей Бариновой. Кира стояла в открытых дверях и смотрела; она и сама не знала, как долго она так стояла, пока они ее не увидели...