— Да, у них все хорошо.
— Мы с тобой сильно отличаемся — да, Брайан?
Когда Брайан заглянул ему в глаза, их цвет отражал оттенки моря.
— Не знаю, Джеймс. Наверное.
Брайан пожалел о своей неискренности в тот же момент, когда Джеймс на него посмотрел.
— Ты думаешь, я не знаю?
Эти слова Джеймс произнес совсем тихо и подошел на шаг ближе. Их лица оказались совсем близко. Дыхание у Джеймса было сладковатое.
— Думаю, я смогу дожить свою загубленную жизнь, — сказал он, сжимая губы. — Но мне много с чем бывает непросто.
— С чем, например, Джеймс?
— С чем? — Он не улыбался. — С тобой, например. И естественно, с таблетками — из-за их отмены. Что люди со мной разговаривают. Что ждут от меня ответа. Что я сразу и Герхарт, и Эрих, и Джеймс!
— Да!
На шее Джеймса выступили жилы. Он медленно поднял руки и потянулся к Брайану:
— Но это не самое ужасное.
Брайан сделал шаг назад, потом слегка наклонился вперед, принимая более устойчивое положение. Глубоко вдохнул.
— Самое ужасное, — продолжал Джеймс, хватая Брайана за руки, — что ты за мной не пришел!
— Я не знал, где искать! Вот и всё! Я пытался, но ты словно испарился!
Руки Джеймса сильнее сжали Брайана.
На мгновение взгляд у Джеймса стал отсутствующим. Потом он овладел собой и тихо зашептал — так тихо, что его слова почти полностью заглушили птичьи крики:
— А хуже всего — осознание, что сам я ничего не сделал.
Судорога, на секунду исказившая лицо Джеймса, потащила Брайана в глубокое прошлое, где паренек с впалыми щеками, живыми глазами и веснушчатой, золотистой кожей в отчаянии дразнил его, пытаясь заставить сделать хоть что-нибудь, пока у него над головой на куски разваливался брезент. «Поверь мне, — говорил он, перед тем как все это случилось. — Все пройдет как надо!» Он снова увидел на лице Джеймса ту самую судорогу. Мольбу, смешанную с презрением к самому себе.
— Ты же не мог, Джеймс, — прошептал он в ответ. — Ты болел.
— Черта с два!
Крик вышел яростным. Изменилось все лицо. В глазах сквозило отчаяние. От жара горела шея.
— Возможно, в самом начале — да! И возможно, заболел уже в самом конце. Но прошло много лет! Очень, черт побери, долгих лет! Все эти годы покой я обретал только благодаря таблеткам. И покой был ужасным: я был Джеймсом, и я был Герхартом, и я был Эрихом, но я не болел.
Джеймс еще сильнее вцепился в Брайана, прервав его возражения.
— По большей части, — заключил он.
Они смотрели друг другу в глаза. Взгляд Джеймса наполнили гнев, неуверенность и грусть. Брайан почувствовал, что теперь всем весом опирается на сжимающие его руки. Приоткрыв рот, Джеймс дважды пытался произнести следующее предложение, и наконец оно прозвучало: