В «Побеге» рассказана совершенно фантастическая история, тем не менее произошедшая реально: в декабре 1974 года молодой океанолог, отчаявшийся вырваться из цепких объятий большевистского режима, во время новогоднего круиза под названием «Из зимы в лето» прыгнул с борта теплохода «Советский Союз» где-то неподалеку от Филиппин. Почти трое суток он находился в открытом океане, оснащенный лишь ластами, маской и трубкой, без всяких плавсредств, без еды и питья и даже без компаса и часов.
«С точки зрения здравого смысла, — пишет Курилов, — мои шансы добраться до берега живым выглядели так: если во время прыжка я не разобьюсь от удара о воду, если меня не сожрут акулы, если я не утону захлебнувшись или от усталости, если меня не разобьет о рифы, если хватит сил и дыхания выбраться на берег и если к этому времени я все еще буду жив — то только тогда я, может быть, смогу поблагодарить судьбы за небывалое чудо спасения».
Но Курилова поджидали и другие опасности: например, теплоход запросто мог вернуться и подобрать беглеца, и тогда ему был обеспечен немалый тюремный срок. Ведь когда в Москве узнали о побеге из сообщений радиостанции «Голос Америки», Курилова заочно судили и приговорили к десяти годам тюрьмы «за измену Родине».
Был еще и страх, который пришлось подавить… «Волны страха двигались от рук и ног, подступая к сердцу и сознанию. Страх начал душить меня… Я верю, что от страха можно умереть. Я читал о моряках, которые умирали без всяких причин в первые дни после кораблекрушения».
Даже по этим очень коротким фрагментам текста читатель, конечно же, понял, что перед ним не просто путевой дневник отчаянного авантюриста, но вполне добротная литература, острый, пытливый взгляд художника… «Океан дышал как живое родное доброе существо, его равномерное теплое дыхание было густо насыщено ароматными запахами. Вода касалась кожи незаметно, ласково — было даже как-то уютно. Если бы не сознание, что я человек и должен куда-то плыть, я был бы наверное почти счастлив… Я медленно парил на границе двух миров. Днем океан казался стихией, вызванной к жизни ветром, и только ночью, когда ветер стих, я увидел его настоящую, самостоятельную жизнь».
Особое место в повести и сопровождающих ее эссе занимают мистические воспоминания, которые легко воспринимаются читателем как подлинные ощущения автора. Сны, видения становятся явью, и, наоборот, реальность то и дело оборачивается видением. Таких людей в России называют духовидцами… «Я бы назвал всю свою жизнь непрерывным сном, за исключением тех мгновений, когда был по-настоящему пробужден». Эта фраза Курилова в контексте книги даже не кажется парадоксом…