Я почувствовала себя полной дурой, особенно потому, что он меня так и не поцеловал. Вскинула голову и прошипела:
– С чего вы взяли, что первый?
– С Фальком тренировались? Тогда да, вам такая ерунда не страшна. Поцелуем больше, поцелуем меньше…
Он встал. Прошел к двери, захлопнул, повернулся.
– Спокойной ночи, Фридерика.
Расстелил стоявший в углу матрас и принялся раздеваться. Расстегнул китель, повесил на спинку стула. Перешел к рубашке. Я зажмурилась. Не хочу на него смотреть. Не хочу и не буду.
Хотелось приоткрыть глаза и подглядеть через ресницы, но я стойко держалась. Вот еще, смотреть на всяких! Пусть не думает, что мне интересен! Соблазнил бы он меня за неделю, как же! Скорее, я его соблазнила бы! Тут же пришло в голову, что мне-то его совсем незачем соблазнять, и я успокоилась.
– Как вы думаете, Фридерика, чем болеет герцогский сын?
– Кристиан же сказал, что ребенок выглядит здоровым.
Я все же на него посмотрела. Гюнтер лежал на спине, укрывшись одеялом, и задумчиво изучал потолок. Я с тоской взглянула на дверь: к ней проходить мимо этого типа, если не задержит, то опять скажет что-то такое, из-за чего я почувствую себя не слишком умной.
– К здоровому ребенку не потребовалось бы срочно вызывать целителя.
– Вы думаете?..
– Да, Матильда активировала артефакт вызова. Не горничная же ей срочно потребовалась? Скорее всего, причина болезни ребенка – употребление герцогом орочьих травок.
– Может, он потом пристрастился. С горя.
– Этот? С горя? – Гюнтер повернул голову и выразительно посмотрел. – И с горя же сегодня приставал к вам?
– Мало ли что можно делать в невменяемом состоянии.
– Много чего, – согласился Гюнтер. – Но нас сейчас интересует, чем болен ребенок, а не то, чем занимается герцог в свободное от употребления запрещенных смесей время.
– Но как это связано с розами? Вы нашли что-то в герцогском парке?
– Нет, там пусто.
– Разве?
– Артефактов и роз там предостаточно, конечно, но все они – не те, что нам нужны. Фридерика, почему вы не ложитесь? Собираетесь просидеть всю ночь в надежде, что я все-таки пристану?
– Да как вы смеете!
Я подпрыгнула на кровати и сжала кулаки. На моего противника это не произвело ни малейшего впечатления.
– Тогда раздевайтесь и в кровать. Свет я гашу.
Он прищелкнул пальцами, и потолочный светильник погас. В комнате стало темно, но я чувствовала Гюнтера все таким же близким и тревожащим, как и при свете. Покрывало снимала на ощупь, с опаской прислушиваясь к звукам за спиной и размышляя, как пережить оставшиеся три недели практики. И как выяснить без помощи этого типа, что же случилось с Мартой. Получалось, что никак. Со мной даже Брун на темы, отвлеченные от меня, не станет говорить.