Стала уезжать и Лидка. Нет, не с детьми за границу, конечно, это было никак невозможно. Тут случай особый, придумали ей, так сказать, реабилитацию.
Давид Коб, конечно, был в курсе, что друг Лидин смылся из Советского Союза с концами, и всячески его осуждал, не мог он понять такое предательство ни по отношению к женщине, ни по отношению к родине, а Лиду, конечно же, жалел и чувствовал, как она переживает. Вот Алена и попросила Давида, чтобы тот подумал, как занять мать делом, может, на гастроли с ним съездит пару раз, покатается по стране, в общем, как-то развеется, взбодрится и порадуется. «Не проблема, — ответил Давид, — конечно». Но чтоб не просто так мотаться, а чувствовать себя нужной, придумали Лиде интересное занятие, очень, кстати, подходящее под ее характер, — быть «цветочницей Анютой» — было такое известное танго.
Все букеты, которые дарили Давиду на концертах, а несли их тоннами, отправлялись к Лиде в номер, где она освобождала их от целлофана, подрезала кончики и бросала в наполненную до краев ванну, которая обязательно должна была быть в номере. Потом отбирала самые красивые цветы, составляла из них большой букет и ставила в комнату к Давиду. Делилась и с музыкантами, но если в городе на гастролях надолго не задерживались, а от цветов надо было избавляться — не оставлять же их гнить в ванне! — то несла к какому-нибудь городскому памятнику. В основном, конечно, это был памятник Ленину. Просто толпы Лениных, армии, полчища. Юные и пожилые, с протянутой рукой и небрежно машущие кепкой, в разнообразных позах, улыбчатые и серьезные, с сильным прищуром и нет — всякие. Но Ленина Лидка почему-то не жаловала, цветы ему дарила от безысходности, предпочитая великих писателей или на худой конец полководцев местного значения. Но случались и зигзаги — в Краснодаре оставила букет удивительному «Индийскому мальчику на слоне» — необъяснимо это, памятник слону в Краснодаре, да еще зачем-то с крокодилами там внизу, но как увидела, так и пошла к нему, больно уж слоник был хорош. А в Ленинграде, например, специально разыскала на Аптекарском острове памятник собаке Павлова и завалила его весь. Столько не то что собака, сам Павлов, небось, отродясь не видел. В общем, радовалась своей работе как дитя, а о том, что еще и всласть попутешествовала по Союзу с любимым Давидом, и говорить нечего.
Давид же, завидев Лиду, всегда напевал куплет из танго:
Зайдите на цветы взглянуть,
Всего одна минута!
Приколет розу вам на грудь
Цветочница Анюта!
Лидка победно рдела и улыбалась.
Павочка, когда Лидка уезжала на гастроли, принимала пост домоправительницы в квартире Крещенских. Пусть всего пару дней — неделю, но мир в это время крутился исключительно вокруг нее. Даже если Алена с Робертом оставались в Москве, их все равно почти никогда не было дома, и Пава считалась главной. Нельзя сказать, что она претендовала на стопроцентную замену Лиде, но шла уверенным вторым номером. И очень ждала момента, когда Лида отправится на целый месяц в Германию, погостить у своей племяшки. Хотя все понимали, что едет она совсем даже не к племяшке, а навестить Левушку. Но говорить об этом вслух было нельзя. Ну и пусть едет. Вот тогда-то Пава и покажет себя во всей красе! Потому что с Аллуси что взять? Постоянно при Роберте, в стихах, в работе, в разговорах, времени и на себя-то особо нет, а тут еще дети, дом, хозяйство… Нюрка, конечно, занималась Лиской: прогулки, кормежка — все вот это, но только до вечера, ровно в девятнадцать ноль-ноль барыня (а Павочка звала Нюрку исключительно барыней) отъезжали домой и являлись только к десяти утра. Правда, по дороге она заходила в магазин и приносила хлеб, молоко и что-то еще к завтраку. Остальные же функции брала на себя Павлина. Как она старалась в эти дни Лидкиных отъездов, как старалась! Шумно от нее, правда, было и дымно, но она этого совершенно не замечала. Раз в два дня ездила потютюшкать и покормить кота. Брать его с собой опасалась: считала, что с Бонькой он ну никак не уживется, может психануть от страха и сбежать. Но оборачивалась всегда быстро и снова занимала руководящее место. Она была и Робиным секретарем, во всяком случае, таковой себя считала, и отвечала на телефонные звонки, и следила за тем, чтобы Катя вымыла, придя из школы, руки, и приглядывала за Нюркой с Лиской, и выстригала собаке колтуны, и спускалась вниз за газетами Робочке к завтраку, а однажды в качестве двоюродной бабушки даже сбегала на родительское собрание, где Катю, кстати, очень хвалили. И надо сказать, слегка, ну самую малость грустила, когда с гастролей возвращалась переполненная впечатлениями Лида.