Кто-то из гостей — кажется, Мамед, прекрасный певец и очень знающий товарищ, — залил его в правильной пропорции с водкой в сифон, и на выходе получилась сбивающая с ног шипучка, которая практически мгновенно убивала все нажитые за миллионы лет разумные человеческие навыки и функции. Уже после двух рюмок этого прекрасного игристого напитка у самых проверенных и стойких киряльщиков, которые могли выдержать многочасовые возлияния чистого менделеевского продукта, отказывали ноги, мягчело и оседало тело, а голова могла издавать только мычащие звуки и подавать аварийные сигналы хлопаньем ресниц. Но вышедший из сифонной комы позже с удивлением и нескрываемым наслаждением вспоминал и подробно описывал то восхитительно-странное состояние, когда сидел, парализованный почти полностью, и внешне напоминал задумчивый умиротворенный кабачок. Зато внутри у кабачка в это тихое и полусонное, но, как выяснилось, весьма яркое время происходили мощные события, которые он мог легко, как ему казалось, увидеть, повернув глаза внутрь, на сто восемьдесят градусов так, что они с нескрываемым трепетом и любопытством смотрели на мозг. И это было самым пронзительным чувством за всю жизнь! Так, собственно, описывал свое «сифонное состояние» один из гостей Крещенских, в прошлом врач, а ныне известный писатель. Он объяснил на своем птичьем языке, что в лимоне самая большая концентрация витамина С, а еще А и В, пектин, какой-то там гесперидии и эфирное масло, которое взрывается и становится еще более насыщенным, соединившись со спиртом. «Хотя, — заметил он, — грустно до слез, но алкоголь и витамин С несовместимы. Но изредка этим можно и пренебречь, это я вам как врач говорю». Тем более, вся эта волшебная несовместимость возрастает в геометрической прогрессии, когда водка с цитрусом прогоняется через углекислый газ: тогда реакция следует почти мгновенно, словно цунами — казалось, вот только что все было спокойно и безмятежно, полный штиль, как вдруг — шум, грохот, тебя несет, закручивает, поворачивает, вспенивает, кидает на дно, выбрасывает на поверхность, бьет о скалы и непонятно — ты уже жив или еще.
Сифон всегда стоял на гостевом столе, внося хоть какое-то разнообразие в алкогольное советское однообразие. Ведь очень редко когда удавалось достать «Чинзано» или модный джин «Бифитер», не говоря уже о виски «Джонни Уокер». Нюрка взяла сифон под опеку и обожала с ним общаться, хотя понять не могла, как такое может происходить — наливаешь в него воду из-под крана, а на выходе получаешь газировку, как в автомате на улице за одну копейку. Баллончики она в расчет как-то не принимала, но аккуратно вела их подсчет и все удивлялась несправедливости — комплект стоил один рубль тридцать копеек за десять штук, а использованные вместе с коробкой сдавали всего по восемь копеек за штуку. И, чтобы купить новую пачку, нужно было доплатить целых пятьдесят копеек. То есть, догадывалась хитрая Нюрка, пятьдесят копеек стоил воздух, каким-то чудесным образом запрятанный в этот баллончик. «Бе-зо-бра-зи-е», — шипела она не хуже самого сифона, раскладывая баллончики, похожие на боевые патроны, в сохраненную коробку. Трогательно считала его домашним питомцем, держала на подоконнике, чтобы ему видна была улица и солнышко, постоянно протирала влажной тряпочкой и что-то ласково нашептывала, когда заправляла. «Совсем дурочка она у нас», — думала Лидка, глядя на ее игры, и качала головой.