свинины — около 500 г — продается сегодня за один юань четыре мао (мао = 10 фэней). Это наполовину дешевле, чем в Шанхае, но на сорок процентов дороже, чем в Чжэнда. Разница в ценах довольно значительна.
Но самый популярный сегодня на рынке человек — продавец крысиного яда. Правильно рассудив, что реклама — двигатель торговли, он отдается ей с подлинным энтузиазмом. Большой транспарант за его спиной сообщает, что лучший из всех ядов производится в его родной провинции Аньхой. Наглядно, в цвете и динамике, изображаются бедствия, приносимые урожаю и предметам домашнего обихода прожорливыми грызунами. У ног торговца бьет в барабан заводной барабанщик, а кучка дохлых, уже вкусивших его продукта крыс демонстрирует эффективность предлагаемого средства. Звонкий, радостный голос торговца разносится по улице; его одухотворенное, со скрытой лукавинкой лицо выражает восторг и упоение. Так и хочется назвать его художником, поэтом своего дела! Вокруг толпится народ, и я с трудом выбираю момент, чтобы сделать хотя бы один снимок.
Но явь тунжэньского рынка значительно разнообразнее, она демонстрирует и новые веяния, тенденции, настроения, проникающие сегодня в страну, пусть не в той степени, как в Гуанчжоу, Шанхай или Пекин, но все же достаточно зримо. На прилавках — цветастые платья и пользующиеся большой популярностью у молодежи вездесущие джинсы. Разносится по округе современная западная музыка, на перезаписи которой зарабатывает на жизнь счастливый обладатель японского «Шарпа». Стрекочут вынесенные прямо на тротуар швейные машинки. И здесь частный сектор все активнее пробивает себе дорогу.
Перед обедом Ван приносит приятное известие: нам дано добро на поездку к местной достопримечательности — горе Гуаньинь и пещере Девяти драконов.
С трудом дождавшись назначенного времени, усаживаемся в знакомую «Тоету». Почти час уходит на то, чтобы преодолеть 17-километровый участок пути. Узкая, хорошо укатанная дорога бежит по зеленеющей долине, петляет среди тяжеловесных, покрытых редкой растительностью волнистых гор, пристраивается к голубому Цзиньцзяну, повторяет изгибы его берегов и, наконец, скатывается к воде и упирается в паромную переправу. Знойный пыльный ветер пропитан специфическим запахом фекалий. Настало время весенней подкормки, а используемые в деревне главным образом натуральные удобрения издают не самый лучший аромат. Одни крестьяне, монотонно размахивая черпаками на длинных ручках, расплескивают пахучую черную жидкость по поверхности воды, заливающей рисопосадки, другие — в пути к своим неблизким участкам. Их босые, с закатанными по колено штанинами, облепленные высохшей и покоробившейся на солнце грязью ноги изящно пружинят в такт гнущимся под тяжестью деревянных бадей бамбуковым коромыслам.