Институт расположен за городом, и, чтобы не терять столь драгоценного для нас времени на переезды, встречаемся в гостинице. Пожилой, сухощавый, в наглухо застегнутом синем френче, учитель Чжан, как я его стал называть, отдавая дань его возрасту и заслугам, оказался исключительно эрудированным, знающим, глубоко и критически мыслящим историком и этнографом, искренне любящим свой предмет. Его статьи, серьезные и фундаментальные, по своему подходу и анализу материала сильно отличались от многого, что писалось и пишется в Китае об истории малых народностей Юго-Запада. Эти статьи зародили мысль о личных контактах, и вот они состоялись.
Проговорили мы около трех часов. Правда, в основном говорил Чжан Юнго, иногда очень быстро, взволнованно, особенно если речь шла о больных проблемах китайской историографии, и я не всегда понимал его сбивчивую, приправленную гуйчжоуским акцентом речь. Но общий язык мы нашли — надеюсь, к обоюдной выгоде и взаимному интересу, — и отношения, которые мы продолжаем поддерживать сегодня, это подтверждают.
Закрепили мы наше знакомство обедом в ресторане «Шанхай». Тяга к обслуживанию на высшем уровне трогательно соседствовала в нем с аскетической непритязательностью. На столах чистые, но в дырах клеенки, на цементном полу — грубые деревянные табуретки, за перегородкой кудахчут куры. Кульминацией обеда стал торжественный въезд на середину зала истошно тарахтящего и плюющегося сизым дымом грузового мотоцикла, за которым, небрежно покручивая педали и посматривая свысока на абсолютно равнодушных к этому зрелищу посетителей, проследовал велосипедист. Но кухня при этом не стала менее вкусной, да и цены оказались вполне сносными, так что Ли Мао, взваливший на себя тяжкое бремя банкира, экспедитора и переводчика, мог быть доволен. Расстаемся с Чжан Юнго по-дружески и, надеюсь, не навсегда.
Над городом громоздятся тяжелые, свинцовые облака, грозящие разразиться дождем. Прячусь от непогоды под крышей библиотеки. Старая, беззубая хранительница отдела древних рукописей посматривает на меня недоверчиво, но обрушенный на нее Ли Мао поток красноречия, и, как мне кажется, особенно выделяемая им наша даньвэй — Фуданьский университет, возымели свое действие, и доступ к каталогам, а потом и к фондам был открыт. Нахожу нужные историко-географические описания, за чтение каждого из которых приходится выложить по юаню. Таковы правила. Мне-то это вполне по карману, но каково студентам, занимающимся древней историей? Юань для студента — дневное пропитание! Но правила есть правила, и им надобно подчиняться, какими бы странными они ни казались.