На улицах — непрерывный поток нарядно и пестро одетых людей. Джинсы, платья, цветастые кофты, юбки здесь, кажется, уже перестали быть экзотикой, хотя, как и везде, преобладают сине-зеленые тона. А вот вызывающе небрежные молодые парни в расстегнутых до пупа рубахах, выставляющие напоказ болтающиеся на немытых шеях медные крестики, — это что-то новое. Встречаются такие авангардисты в Гуанчжоу и Шанхае, но в глубинке…
Магазины и лавки пестрят привозными товарами: пекинские, шанхайские и гуанчжоуские фабрики снабжают ширпотребом всю страну и являются законодателями мод. Особенно много товаров с юго-восточного побережья, из Гуандуна. Ли Мао уверяет, что все товары в Гуйяне, особенно продовольственные, дороже, чем в Шанхае. Ему виднее, я к ценникам особенно не приглядывался, но что разница в ценах по городам и провинциям Китая действительно заметна — это факт. Миллионы пассажиров, заполняющих поезда на вокзалах крупнейших промышленных центров страны, особенно Гуанчжоу и Шанхая, сгибаются под огромными чемоданами и безразмерными полосатыми сумками, набитыми мануфактурой. Кто для себя и родственников, а многие и на продажу — и расцветают по городам и деревушкам частные лавочки и промтоварные рынки.
Во второй половине дня попадаем наконец в библиотеку. Приятное дело — искать и находить что-то ценное.
Усталые, возвращаемся в гостиницу пешком, выбрав на этот раз окружную дорогу. На Пекинской улице неподалеку от парка Цяньлин приходится чуть ли не продираться через плотные ряды голубятников. Голубиный рынок в Китае — тоже неожиданность. Но когда через день ранним утром замечаю голубятника, гоняющего с крыши своих турманов, правда с оглядкой, без разбойничьего свиста, а лишь осторожным похлопыванием в ладоши, уже не удивляюсь. Говорят, в 50-е годы это занятие было очень популярно, особенно среди молодежи, но потом настали другие времена, людям стало не до «праздных развлечений», и голуби почти исчезли. И вот снова над Гуйяном кружат белокрылые птицы. Голубь — символ мира; может быть, и для Китая он символизирует долгожданный мир и покой?
Наутро вновь озадачиваю Ли Мао: прошу отыскать утюг. Выстиранные с вечера рубашки за ночь прекрасно высохли — несмотря на пасмурную погоду, воздух удивительно сух, — и я хотел бы предстать перед глазами гостей в лучшем виде. Получасовые поиски завершаются успехом: где-то далеко внизу обнаружена гостиничная гладильня, и можно было бы туда спуститься — Ли Мао договорился и об этом, видимо сославшись на причуды назойливого иностранца, — но время утеряно. Вот-вот должен появиться преподаватель Института национальностей Гуйчжоу Чжан Юнго.