особенно, Ключевский, Павлов
[609]. Словом, очень и очень многие. Я опять откланялся и запросил подписи вслух, ибо многие, быть может, не желают. Попов предложил занести в протокол, что единогласно просили. Я сдался и поблагодарил. Против того, что говорил накануне в злобе вышло глуповато, не довел до
прямолинейности. Но и невозможно было в силу всех обстоятельств. Не было оппозиции моим обличениям ни с какой стороны. Я размахивался в воздух. Даже Иловайский и тот заметил о письме Карпова, что баллотировки не следует. Хорош Тихонравов. Попов тоже заговаривал зубы по случаю вины Барсова за письма Максимовича. Но я его остановил. Все сошло как-то благодушно и добродушно[610].
27 ноября. Побежал к Лебедеву утром, благодарил его за позволение употребить его имя. Это дало возможность выразить обществу, что оно еще не совсем опошлело и оподлило. Все-таки хоть одна треть членов из 29 на стороне правды. Якушкин[611] уже был тут и благодарил. Лебедев остался доволен. Глядит на будущее. Рассуждал, как со временем можно сделать кой-что хорошее.
Был Д. Н. Анучин[612], справлялся о космографиях и других географических рукописях.
28 ноября. Был рязанский А. В. Селиванов[613].
29 ноября. В 1 1/4 в музей прибыли в. к. Николай Николаевич старший[614] с генерал-губернатором. Я почтительно поклонился два раза перед входом за светом, не видя его лица. Спросил, тепло ли у вас. — Тепло, ваше высочество. Скинул пальто и губернатор. Затем великий князь спросил (после представления генерал-губернатором своих чиновников), кто я. — Товарищ председателя. Представил: мои сослуживцы — хранитель, смотритель. Я повел в залы музея. — Сколько открыто? — 10 зал еще не наполнены достаточно, но понемногу соберем, ваше высочество, да и дело трудное. Объяснил ему Ипполита[615]. Новгородские места[616]. Пантикапея и Ольвия[617]. С Эрмитажем мы не можем равняться, да и цели наши иные, не искусство, не драгоценности, но собственно культурные предметы. В скифском зале отделано для скифов наших, родных[618]. Великий князь любовался чашками Северской станицы[619]. «Прекрасные вещи». Киевские залы. Мозаика. Затем железный век, Бронзовый, Каменный. Картины Семирадского, Васнецова[620]. Объяснял. (По правде сказать, надо было начать с каменного века. Ну, так уж случилось.) Опять прошел лестницами в залы выставленных памятников. Входя в круглую залу, в. к. спросил: Это ведь под ведением Сергея Александровича?
Здесь генерал-губернатор представил г. Рохальского, заведующего памятниками[621]. Генерал-губернатор очень любезно обратился ко мне, забыл по какому поводу, сказав: вы наша слава и еще что-то. Не расслышал. Пройдя и осмотрев все проекты, великий князь заключил по-французски: «Ту сон мове. Ту.»