12 марта. В три часа дня был Семирадский. Просил залу для выставки его картины, купленной государем[691]. Я отказал, говоря, что нам залы нужны. Он прошел в залы, где были проекты рядов, и говорил, что он надеялся, что был уверен, что государева де собственность и потому пустят. Я говорю, что, если государь повелит, тогда мы с готовностью. Князь де Долгорукий в Санкт-Петербурге ему указывал на музей. — По нашим правилам нельзя. Мы пускаем научные выставки.
14 марта. Явился Подклюшников Иван Николаевич[692] и заявил, что коллекцию его трое покупают за 8 тысяч. Маковский[693] в Париж, Верещагин, Антокольский[694]. Я говорю: продавайте. Мы больше 4300 рублей дать не можем. 300 рублей я набавил по настоянию Верещагина.
В 11 часов явился чиновник особых поручений или другой, но с Владимиром на шее от генерал-губернатора. Покорно де просит не отказать, просит усердно, и мне повелел не возвращаться без того, чтобы вы не отказали допустить выставку «Фрины» в музее, так как это государева покупка. Я: что ж делать, покоряюсь, покорный слуга, готов выполнить желание князя, хотя наши правила этого не дозволяют. — Так нужно Семирадскому явиться к вам? — Да, говорю, надо от него знать условия.
В 3-ем часу явился Семирадский и благодарит. Я говорю: «За что? Для генерал-губернатора все двери отворяются». Ходили, смотрели залу. Он вымерил 14 аршин ширины. Только так. С ним вместе я пригласил и бывшего тут же казначея Общества словесности (как фамилия не знаю), просившего о выставке портретов.
У Большакова С. Т.[695] покупка на 85 рублей. А тут явилась графиня Уварова. Со всех сторон напали. Там софоновские[696] рисунки надо проверить.
22 марта. Неприятное объяснение о Ковалыкиным, что отказал ему в пособии. За все — только дерзость с его стороны.
23 марта. Четверг. Был Митрофан Павлович Щепкин. Сообщил, что у Шаблыкина[697] остается библиотека в 25 тысяч томов. Не знает куда девать. Надо в музей, о чем и хлопочет Митрофан Павлович. Сказал еще, что выходит из директоров банка с 20-го апреля.
29 марта. По поводу контрольных замечаний и выговоров, о выдаче неправильной Станкевичу 102 рублей и т. п. я сказал, беседуя с Сизовым и Станкевичем, что надо же как-либо устроить канцелярское дело, надо кому-либо взять заведывание, что именно по инструкции это возлагается на Сизова. Он сказал: я выйду лучше в отставку, чем стану учиться этой премудрости. Это надо поручить хорошему писцу, нанять такого. Что же мне было говорить? Надо было перессориться и прямо сказать: ну так идите в отставку.