22 сентября. Суббота. В пять часов отправился на Нижегородскую железную дорогу, чтобы ехать во Владимир вместе с другими[742]. После меня явились Анучин и Орешников и только, а собирались многие. Во втором часу ночи приехали во Владимир, взял извозчика и в гостиницу Лукьянова, за мной Анучин и Орешников. Стучу. Ответ: нет номеров. Итак объехав все номера в городе, не нашли свободных номеров. Что делать? Возвратились на железную дорогу. Я хотел уехать в Москву с пятичасовым поездом. Потом одумался, что это будет неладно. Выпросил у начальника станции позволение ночевать в приемной зале на диванах. Улеглись. Товарищи заснули, я верчусь, не спится. Встал, пошел в буфет, выпил водки, чтобы огорошить себя ко сну, и только хотел залечь, является Субботин Николай Иванович[743], тоже объездивший город и ненашедший квартиры. Стали болтать, чайку попросили, а был уже четвертый час. До половины пятого проболтали и улеглись. Стало уже светать. Я не мог заснуть. В шесть часов поднялся и стал одеваться во фрак и прочее. Одевшись как подобало, спросил чаю. Было уже около семи часов. Встали и другие. (В два часа приехал и Быковский, которого Орешников встретил, чтобы не кружил, не ездил напрасно по городу). Все они поспали хоть немного и тоже оделись во фраки. В 8 часов пошли к собору. Быковский, увидевши собор, похвалил. Сказал: Спасибо вам, Иван Егорович. Я говорю: все участвовали. Но, говорит, вы были ближе всех к делу. Зашли к владыке, прописались в книге с визитом. Я написал: «т. с. И. Забелин на железной дороге», т. к. надо было адрес записывать. А лакею рассказал, что мы не нашли квартир и остановились на железной дороге, однако нас там не ищите, будем в соборе. Пришли к собору. Не пускают без билетов. Я раскрыл пальто и показал ленту. Полицейский тотчас пропустил. Там выпросили билеты у старосты Егорова. Он предложил снять пальто. Все сняли, я не снял, думая, что придется стоять долго, а потому можно и выйти на воздух. Где тогда отыскивать пальто? Так оно и случилось. Простояв час, я почувствовал себя дурно и ушел. На воздухе, однако, было холодно. Ноги зябли, и я должен был ходить кругом всего Кремля и к монастырю. Погода прекрасная. Но потом, прозябнув, вошел в собор. Пели уже «Отче Наш». Потом концерт. Оперные голоса чудесные. Стою, слушаю. Подходит староста Егоров и говорит, что владыка просит вас подойти к амвону. После слова, которое он будет читать, он хочет сказать вам несколько слов. Повел меня Егоров к амвону и поставил прямо против владыки в ряду с губернатором, предводителем и властями города. Предлагал снять пальто, я не снял. Стал и слушаю речь владыки и думаю, о чем он будет со мной говорить. А он читал нотацию всей нашей интеллигенции, как она отступила от благочестия, молитв, от веры, охладела к религии и т. д. Как будто я в этом первый виновник. Конечно, владыка и ушел в алтарь, не заметив меня. Егоров побежал к отцу Виноградову спрашивать. Тот объяснил, что владыка желает сказать мне что-то после всего торжества, когда окончиться все. Объяснил мне потом Егоров. Таким образом, староста Егоров поставил меня дураком. Что делать. Начался молебен. Подняли мощи. Я стоял у Андрея Боголюбского и едва держался от натиска толпы. Выжали-таки сок. Ход был — чудное торжество. Несколько я прошел за ним, потом остался на площади. Толпа народа многотысячная. Весь старый вал и площадь до собора покрыты были сплошною массою голов. При приближении хода, стали бросать холсты. Было умилительно. Холсты, полотнища, платки, ширинки летели через головы от стоявших позади. Ход ушел в собор. А нас не пустили, как мы не бились. Я сказал Георгиевскому