И о многом другом. Также о Есипове, как он создал себе положение отбиранием из архивов всех бумаг, касающихся Фамилии, продавши «Светочу»[754] описание Всешутейшего Собора. Скандалов вообще не много сохранилось. В. кн. подтвердил, что да, не много.
Вообще великий князь был очень прост и любезен в разговорах. Позволил курить и сам мне спичку зажег.
2 декабря. Понедельник. Утром заходил Вавил Ал. Кузнецов. Спрашивал, к чему меня представить в награду и ходатайству гр. Орлова-Давыдова. Страшно жаловался на Филимонова, что он нагло и нахально не хочет окончить описание Оружейной палаты, Павлинова[755] называет дураком, вот какого болвана-дурака мне дали. Кузнецов однажды кому-то представил хранителей палаты, впереди стоял Павлинов. Тогда Филимонов, выскоча вперед, возгласил: я здесь старший, и министр предложил Кузнецову удалить Филимонова, но Кузнецов, не зная, как унять его, все-таки кажется, поступил решительно.
1 января. Среда. Получил любезную телеграмму от великого князя, ответ на мое поздравление с Новым годом.
6 января. Понедельник. Был К. Т. Солдатенков с просьбою о помещении в залах музея картины Репина «Запорожцы». Сказал, что с великим удовольствием[756].
3 марта. Вторник. Около 3 часов прибыл на выставку картин Репина в. кн. Павел Александрович с адъютантом. Мне сказали, но я был в сюртуке и не пошел. Потом сказали, что он в музее прошел к художнику Серову, что пишет у нас картину[757], делать было нечего. Надо идти, хотя и в сюртуке. Пошел. Сказал: простите, ваше высочество, что в сюртуке. «Ах, полноте, это ничего». Вообще любезен, проводил до сенной двери, несколько раз подал руку.
7 марта. Утром был Стасюлевич, принес свечи для стола Гончаровых памятников.
19 марта. Отправился с князем Щербатовым к в. князю. Опоздали. У него было назначено какое-то заседание. Сказал до завтра. Потом, около трех часов он сам пришел в музей и первое слово: «Вы завтра будете у меня». Смотрел выставку старых картин и проч. из частных собраний. Потом Палестинскую пробежал[758]. Обе выставки еще не закрыты. В 4 часа уехал. Был вообще любезен. Не один раз повторил, чтобы завтра у него мы были, так как что-то надо поговорить. — А что, не собирается Иван Егорович в поездку? — сказал будто бы как передал князь Николай Сергеевич, который прибавил ему, что завтра будет просить у великого князя разрешения.
Придя домой, получил письмо от Ровинского с поздравлением с юбилеем 50 лет, а потом с «Новым временем» 5766. Заметку Бестужева-Рюмина[759].
20 марта. Был у в. князя с Щербатовым. Подал отчет за 1890 год. Сказал о торге с Д. А. Постниковым, прибавив, что по-моему мнению, не следует давать за его ольвийские вещи 5 тысяч, а надо держать оценку экспертизы 3600. В. князь после разговора по этому предмету выразил мысль, что может быть он уступит. Я подсказал, что на это есть вероятность, а если бы и не уступил, то потеря не особенно значительная, т. к. это вещи удаленного для музея значения. Затем я испросил разрешения об отпуске. В Братцево? «Нет, в Крым».