Духовное и вещественное, материальное. Любовь в конце концов простое воспроизведение новых организмов. Это закон природы. Но как этот закон животный, материалистический обставлен самыми возвышенными, поэтическими стремлениями с его духовной невещественной стороны. Вся так называемая поэзия человека, есть только выражение этой духовной стороны простого для природы акта. Человек и песнею (стихи) и рассказом (романы) без конца хочет говорить о том, как возвышенно и прекрасно чувство любви.
7 января. Пятница. Заключительный вечер после трех заседаний Приготовительного комитета X Археологического съезда в Риге, в 1896 г.[839] У графини Уваровой. Собираться к 9 часам. Ничего не зная, пошел в сюртуке. Прихожу. Все во фраках. Вижу, великий князь сидит. Этого я не ожидал. Поклонился. Он поздоровался, подавши руку. Я сел у двери против молодых графинь и стал вслушиваться в их разговор с Кочубинским[840] и Успенским[841]. У великого князя сидела графиня, Павлов А. С. и Всеволод Миллер. О чем-то говорили. Прошло полчаса и боле. Я глядел в толпу и не видел, как великий князь подсел к молодой графине и ко мне. Оглядываюсь — он уже сидит. Говорил с графиней по-французски. Потом обратился ко мне с вопросами. Не приобрел ли чего нового. И пошел разговор о портрете Елизаветы в мужском костюме и других ее портретах. Говорил, что их много в Петергофском дворце. «Вы были там?» «Я там был в 1850-х годах». «О, теперь там совсем не то, что было. Поедемте со мною, я вам покажу. Я возьму вас с собой. Непременно, непременно. Так, в июле, летом. Там много любопытного». Я говорю, что и в Гатчинском дворце, я слышал, много есть портретов, попросту сказать, на дворцовых чердаках там много хранится такого, что было бы очень полезно для музея. Вообще длился живой разговор. Я представил на его разрешение мою мысль украсить стены музея акварельными изображениями людей, их быта и пр. для каждого века, начиная со скифов. Конечно, он одобрил.
Вообще, он почтил меня долгим живым разговором запросто перед всею ученою публикою. Самоквасов не вытерпел и подсел к нам, приглашая великого князя осмотреть его архив. Я заметил, что устройство ужасное. (Относительно рельсовых ящиков[842] Самоквасов прибавил, что Калачов строил по парижскому образцу, который уже переделан, потому что архивариус убился, слетев с высоты). Великий князь сказал, что как-нибудь летом посетит архив.
8 января. Суббота. Утром в музее были в 10 ½ часов Успенский и Кулаковский[843]. Я показывал им, как демьянова уха, музей. Потом явился профессор варшавский Филевич