3 октября. Понедельник. В музее Самоквасов читал как бы лекцию студентам о своих курганных древностях и раскопках. Студентов собралось более ста. Пропал один экземпляр каталога.
20 октября. Четверг. В 8 ½ часов вечера Максим пришел и сказал, что государь скончался в 2 ½ часа[865].
15 декабря. У великого князя. Поздравил с монаршею милостью[866]. Доволен. «Давно вас не видал.» Я докладывал об аудитории для студентов. Не разрешил. Потом о приобретениях. Я говорил о рукописи за 280 рублей. Об «орлике» золотом. Он рассказывал, что в Санкт-Петербурге на него нападают, для чего ведет раскопки Кремля, что Благовещенский собор треснул. Успенский тоже. Я ответил, что рано или поздно это надо было сделать. «Вы были в Крыму?» «Нет. Если позволите, весною подышу морским воздухом.»
Беспощадная строгость закона — есть только одна сторона медали. Другая, противоположная, являет неукротимый нрав, упрямый, непокорный, что должно обозначать нравственные свойства народа, любовь к независимости, самостоятельности, самобытности (самостоятельность и т. п. Мейерберг[867], стр. 116). И закон и сторонние наблюдатели приписывают это народному варварству, грубости, дикости, быть может, его состав заключает в себе великую силу добрых жизненных качеств. Что такое, например, раскол, как не стремление сохранить свою самость в вере, независимость мнения и убеждения. Выражается это в грубых формах, но формы изнашиваются, изменяются. Остается сущность, душа, дух, который неизменно выразится в других формах, более осмысленных и здравых. Сущность в том, что я хочу верить по-своему, как сложилось у меня мое верование. Значит, в этой области я требую независимости. Нельзя заставить насильно веровать, говорили спутники Никона[868] за мощами Филиппа[869]. Эту сущность народного духа и надо расследовать, какое добро в ней скрывается.
5 января. Четверг. В два часа с небольшим прибыли в музей на выставку картин[870] великий князь Сергей, великая княгиня Елизавета Федоровна, великий князь Павел. Я едва успел, ибо дали знать, что выехали великие князья. В темном переулочке сбрасываю шубу, скидаю калоши, а великий князь Сергей Александрович уже в сенях и, увидав меня в переулке, идет ко мне, так что не я его встретил, а он встретил меня. На фраке у меня орденов не было. Привет, совет не ходить наверх и потом обещал дать в музей какие-то пелены и воздухи. На прощание, идя с лестницы, я доложил ему о просьбе И. В. Цветаева, который с этой просьбой был у меня накануне, 4 числа, относительно временного помещения его слепков, для которых в университете нет места. Великий князь разрешил.