21 марта. Вторник. Явился к великому князю с наградными списками (осмеливаюсь ходатайствовать). Он прямо сказал, что исполнены ли все правила, что перешагнуть через ордена нельзя, что, если не правильно представлено, то ничего не дадут. Принял хорошо. Сказал, что желал меня видеть, хотел даже пригласить и рад, что я явился. «Надо вам показать кое-что.» Это были иконы и рукописи, дрянь. Летописец Дмитрия Ростовского[872], крюковые (рукописи) саме дрянные. Коллекция воздухов и плащаница — дар музею. Я доложил о Постниковых иконах, что они нам не надобны. Очень согласен, что цена 400 т. рублей сумасшедшая. Я предложил поторговать вещевые предметы, кресты, панагии. Потом об Археологической комиссии доложил ему, о Херсонесе, что если соизволит отпустить меня в конце Святой на два месяца, то я сам отберу вещи. На отпуск согласен.
Хорош бы я был с наградными списками, если бы послушал, как предлагал их писать князь Николай Сергеевич. Например, Станкевичу — прямо Анну на шею. И писать прямо в Комитет о наградах, а не к министру.
22 марта. Среда. Были великий князь с великой княгиней на выставке исторических картин[873]. Потом смотрели вещи, купленные из Керчи и Серова портрет покойного государя[874].
28 марта. Вторник. Был в музее один великий князь без свиты, только был Истомин. Смотрел портрет Серова и обошел, смотря наши рабочие и кладовые залы.
11 апреля. Вторник. Был у великого князя с отчетом по музею и поднес свою книгу «Быт царей»[875]. Благодарил за отчет и за книгу. Очень любезен. Спрашивал о 2-ой части книги. Я говорю, что не мог еще составить, не успел. «Материалы ведь у вас готовы?» «Нет, все еще собираю, работа мелочная, бисерная.» Спрашивал, когда писан мой портрет Репиным. Говорю: «В 70-х годах, простите не помню года.»[876] «Он мне нравится, очень хороший портрет.» «Графиня Уварова все спорит, что не хорош.» «По какому случаю он написан?» Я говорю: «По заказу Третьякова.» «А где ваш портрет Серова?» Говорю: «В библиотеке музея.» «Да, даже и забыл. А когда же вы начнете отделывать Екатерининскую залу?» Говорю: «Если по порядку идти, то не очень скоро, нам еще до Михаила Федоровича дойти не скоро.» «Да что ж, Михаила, Алексея и прочих до Петра все смешать можно?» «Нельзя, ваше высочество, Михайлово время очень отлично от Алексеева в отношении художеств, потом Петровское.» «Но затем, — говорит, — Анна, Елизавета, Екатерина — все одно.» «Нет, ваше высочество. Аннино время опять в отношении художеств — грубо, искусство частью голландское, частью остзейской. С Елизаветы уже начинается французское влияние и идет при Екатерине.» «Когда вы в Крым? Как ваше здоровье?» Говорю: «Не совсем исправно.» «Да, там в Крыму вы поправитесь, там для вас будет хорошо.» Говорю, что должен был ехать с больной дочерью, а доктора не позволили. «А как больна ваша дочь?» Говорю: «Страшным нервным расстройством.» «О, да, в Крым нервным нельзя ехать. Там для них очень вредно.» «Если разрешите, ваше высочество, буду жить на даче в Химках.»