. От него — на Воробьевы горы. Смотрели в трубку
[75].
23 июня. Суббота. Утром в три четверти десятого пошел к графу в первый раз[76]. Сначала он меня несколько сконфузил. Когда я вошел к нему в кабинет, он, должно быть, спросил, что мне нужно. Я не слыхал и подвинулся к нему. Он еще что-то проговорил. Я еще подвинулся. Он встал. Я отодвинулся. Он в сердцах спросил: ваша просьба, кто вы? — Письмо из Оружейной палаты. — Ну, вы так бы и говорили. Я промолчал. — Как вас зовут? — Забелин. — Где вы воспитывались? — В Сиротском доме под попечительством Дмитрия Львова[77]. — И только там? — Только, ваше сиятельство, но я занимался постоянно наукой. — Где вы занимались? — Дома у себя. — В университете не были? — Никак нет. Но я слушал лекции. — Какие? — Всеобщей истории, русского законодательства[78]. Пишет записку. — Вам не родня у нас в Твери Забелин? — Никак нет, ваше сиятельство. Я тоже из Твери, но это дальние. Отдавая записку, он сказал: вы будете у нас в отделении для изданий «Древностей российского государства»[79], будете хранить и проч. Я уже ничего не слышал в умилении от этих слов. — Все зависит от вашей исправности. Это продолжиться долго. У меня навернулись слезы от радости. — Вы сколько получаете жалования? — 500 рублей, ваше сиятельство. — Это мало. Обошелся благосклонно.
Киселев Ал. Гр.[80] рассказал мне следующее. Один губернатор, генерал, выражал собою тип нашего допетровского барства. Он имел секретаря, который сопровождал его всюду. Пригласили генерала на званный обед к одному важному человеку. Генерал по обыкновению явился с секретарем своим, и когда попросили гостей к столу, то генерал примолвил хозяину, указывая на своего секретаря: «А этого в буфет. Там ему накрой». В другое время на желание хозяина посадить этого секретаря вместе с гостями за одним столом генерал ответил: «Ты, братец, уж хочешь со мной посадить всякую свинью». И потом, на усильные просьбы хозяина согласился и сказал хозяину: «Его туда! Вон в уголок, на самый край, на край стола». Да, черта нравов! А все были довольны генералом, его честностью, прямотой характера.
26 октября. В 61/2 пришел я в Общество. Вельтмана[81] еще не было. Поклонился Строеву, который сейчас же спросил у меня: «Как вы сюда, в качестве члена?» «Нет, в качестве чтения своей статьи.» В 7 часов прибыл Ив. И. Давыдов[82], и заседание открылось чтением протокола прошлого заседания. После, член И. Д. Беляев[83] начал читать свою статью о Несторе как летописателе. Статья длинная, состоящая в перефразировании слога Нестора. Прошел час в чтении. Строев спросил: «К чему клонится сия статья? Пока она состоит в перефразировании Нестора, будут ли ваши выводы, результаты из этого перефразирования?» — Они читались, мои выводы. — Зачем же нам читать то, что мы все знаем, что утомительно, скучно слушать? Все стали возражать против этого. Первые — Бодянский