. Что он создает и как он воплощает свою идею, свое представление об Мадонне, Таракановой? Воплощает акт сознания в живой образ, поэтический, вызывающий поэтическое и эстетическое чувство, как всякое творчество. Почти такое же творчество в сердце, чувстве создает у человека и образ мира внешнего. Он, сознавая его, стремится дать ему образ живой. Это творчество идеальное, которое всегда выражается и материально в памятниках, божествах, песнях и пр. Одним словом, религия, вера, Бог, миф есть создание чувства на основании анализов и действий, произведенных умом, сознанием. Очень понятно, что ум никогда не решит истин откровенных, беромых только чувством и им постигаемым. Разве в обыденной жизни мы не находим, не встречаем истин, которые понимаются и признаются только чувством, а не умом. Особенно рассудком. Ум, рассудок осудит иное стремление, а чувство чувствует в нем высшую правду. И эта высшая-то правда всегда и понимается только чувством, сердцем верится в правду, им только и постигается правда, отсюда присяжные. Иной плут, по закону, т. е. по уму, прав, а сердцем — откровением верится, что он виновен. Сердце открывает правду. Ум — механизм, сердце — творец. Его способность творческая, а способность ума — изыскивающая, анализирующая, разлагающая, сердце созидает, ибо оно любит, ум не может любить. Он потому и бесплоден, он слепец. Плодуще только сердце, чувство.
Вообще человек в отношении религиозного творчества стремится соединить свои понятия, знания, выводы в круг, шар, в цельность и единство, и бесконечность, ибо шар не имеет конца. Его конец в центре, т. е. в единстве. Это органическое сочетание разбросанных, разнообразных сил в одно живое целое, целое символически выражается шаром.
Помню никулинский субботник и нескончаемые споры. В первый раз как туда явился, зашел разговор о только что напечатанной пьесе Островского «Свои люди, сочтемся». Я высказал, что вообще это не суть уже великое произведение, затем о купцах отозвался, что все они мошенники, наиболее, потому, что купечество поначалу есть денной узаконенный грабеж и разбой. Были тут В. П. Боткин и Кузьма Солдатенков. Спор поднялся рьяный, запальчивый. Боткин советовал мне заняться изучением Адама Смита[358]. Я говорю, что он-то и учит разбою и грабежу, ибо учит, как богатеть на счет других, как увеличивать богатство. На эту тему долго длился спор; шумный и крикливый. Кетчер слушал и молчал, куря сигару и раз только сказал «не уступай». Были все против меня и потому мне стало легче, когда я нашел сочувственника. Конец концов был тот, что мне советовал очень Боткин поучить Адама Смита, т. е. вообще поучиться, тогда и спорить…