Старший Седейра показал отекшую руку и кивнул на жену, младшую дочь и слуг. Те сбились кучкой перед открытым окном, в самом светлом месте холла, и сонно хлопали глазами. После первых укусов прошло больше трех часов, и паника уже сменялась оцепенением.
— …уехать, но все лошади пали!
— Не пали, уснули, — прервал его Дайм. — На лошадей это действует быстрее.
— Так разбудите! — сорвался на крик советник
— Отставить панику! — снова рявкнул Дайм. — Где ваш младший сын?
— Эдуардо ночевал у этой, как ее, — шепнул граф, оглянувшись на дочь: даже сейчас он не мог назвать содержанку собственного сына по имени. — А сейчас уже в магистрате.
— Пошлите за ним. А сейчас мне нужен кот. Быстро. И кувшин с вином, молотый перец, имбирь…
Дальше все было просто, нудно и долго, как и всегда с ширхабом драной ритуальной магией.
Сначала Дайм готовил «эликсир», щедро сдабривая горячее вино пряностями и заклинаниями. Затем, напоив графских домочадцев, велел слугам выметать по всему дому мышиный помет и жечь во дворе. Зачаровал тень кота, чтобы охотилась на призрачных мышей, самого кота — чтобы приносил живых. Эдуардо, единственному из Седейра имеющему дар, приказал собирать мышей в мешок, графу — поить жену и дочь отваром и молиться Светлой, читай, не мешаться под ногами. А сам, от всего сердца желая поднять и заново придушить мерзавца, придумавшего «проклятье мышиного короля», обошел весь дом с трещоткой, кошачьим хвостом и детской песенкой про кота на крыше. Из каждой комнаты, из каждого чулана он вычищал тягучую патоку и страх: упаси Светлая упустить хоть уголок, и проклятье поползет дальше.
К счастью, мыши не успели разнести заразу по всей улице и Дайму не пришлось изображать шута балаганного по соседям. Ему вполне достало дома, кухонного флигеля и конюшни.
Лишь поздним вечером он вспомнил, что так толком и не позавтракал. Из столовой доносились вкусные запахи и тихие голоса: семейство графа ужинало. Сглотнув слюну, Дайм тщательно сжег ненужные больше трещотку и кошачий хвост в камине.
— Ваша светлость, не изволите ли к столу?.. — то ли в десятый, то ли в сотый раз тихо спросил с порога лакей.
— Изволим. — Дайм распрямился, потянулся и подмигнул лакею. — Надеюсь, на ужин не рагу из мышей?
Лакей передернулся, а Дайм усмехнулся. Три с половиной сотни горелых мышей, сорок одна песенка и восемьсот двадцать пассов трещоткой и хвостом от дохлой кошки — счет Ристаны растет. И плевать, что доказать ее причастность к «мышиному королю» невозможно. Умница сама себя переумничала в попытке отвлечь Дайма враждой с Бастерхази. Расчет был идеален во всем: Роне — единственный шер в Суарде, способный правильно сотворить эту гнусность, и после устроенной Люкресом показательной казни Дайм и Роне должны ненавидеть друг друга до белых глаз. Но мало ли, кто что должен? Как бы ни сквозило чердак у темного шера, он любит Дайма и не станет пакостить ни ему, ни его людям. Напротив, если бы Роне знал, что Ристана взяла из сокровищницы артефакт, заряженный проклятием, он бы предупредил. Как предупредил об убийце для Шуалейды.