— Говори правду и только правду, детка.
— Видела ли ты сегодня ночью этого юношу, дитя? — голосом доброго дядюшки спросил Махшур, указав на Ориса.
— Да, почтенный, — кротко отозвалась Устрица. — Он провел ночь у меня в комнате.
— Были ли вы наедине, дитя мое? — еще мягче спросил Махшур.
— Мы были не наедине, почтенный, — порозовев до самых ушей, тихо ответила Устрица и потупилась.
Махшур в удивлении запнулся, а Устрица продолжила, уже бойчее:
— А чего такого? Они оба такие милые, не могу же я приласкать одного и обидеть другого. Я честная девушка! Всем поровну, никто не обижен. — Она обернулась к Стрижу и игриво подмигнула. — Правда же, птенчик?
— От Устрицы До еще никто не уходил обиженным, — усмехнулся Стриж.
Запах тины креп, а уверенность в том, что Мастер мертв — таяла. Судя по прищуру брата, он тоже уверился в том, что не все так просто.
— Стриж не убивал Мастера Ткача. И я не убивал. Думаю, это сделал Седой Барсук с помощью Махшура, — перешел в наступление Орис. — Седой давно положил глаз на повязку Мастера, но сам бы никогда с ним не справился. Здесь имеет место быть заговор и обман.
— Заговор и обман определенно есть, — не сдавался Махшур. — Вы подкупили или запугали бедное дитя. Но теперь мы знаем, что вы убили Мастера вместе.
— Я говорил, что ни к чему хорошему нарушение Закона не приведет, — встрял Седой.
Мастера Найриссы, Кардалоны и Мадариса пробормотали что-то согласное, старшина контрабандистов попятился к двери, утирая блестящую лысину нечистым рукавом.
— Требую справедливости именем Хисса! — повысил голос Махшур.
Все мгновенно замолчали и обернулись на Безликого. Тот все так же тихо стоял в сторонке, наблюдая возню смертных из-под капюшона.
— Что молчишь, мальчишка? — усмехнулся Махшур, обратившись к Стрижу. — Боишься взгляда бога?
— Требую правды именем Хисса, — ровно отозвался Стриж и положил руку на локоть Орису, успокаивая и не давая ринуться в драку.
— Правда или справедливость? — насмешливо спросил жрец, скидывая капюшон.
Из тени показалось молодое лицо. Молодое — если судить по нежной юношеской коже и мягкому пушку бородки, но глаза принадлежали старику. Или вечности.
— Волчок? — одними губами прошептал Орис.
Бывший ученик Мастера услышал, приподнял губы в мертвой улыбке. Так мальчишка по прозванию Волчок, жалостливый плут, игрок и вор по призванию, не улыбался никогда. На миг Стрижу стало его жаль: разве это жизнь, быть вместилищем Тьмы, без чувств и воли? Но тут же вспомнились собственные призрачные крылья и легко, словно в спелую грушу, входящий в плоть Пророка коготь-кинжал.