— Знаешь, что делают с беглыми рабами?
Шу взлетала мыльным пузырьком, красивым и бессмысленным, и слушала далекие голоса: мальчик и девочка спорят, чей мячик. Смешно! Ведь это не мячик, это она, Шуалейда… а может, он — Себастьяно…
— Нет. — Взлетел еще один шарик. — Покончи с этим. Скорее.
Еще шарик, и еще…
— Просишь легкой смерти?
— Нет. Не прошу. Все равно.
— Если все равно, зачем ты сбежал?
— Отдать долг.
— Долг, как глупо.
Все застыло: демоны скалились, простирая крылья в снежных узорах, вьюга замерла на последней, самой высокой ноте, готовая обрушиться и завершить погребальную песнь серебряным гонгом. Юноша — совсем близко, но не дотянуться через Бездну — казался статуей изо льда, прекрасной и хрупкой.
Гонг — зазвенели упавшие с его рук оковы.
— Уходи.
Себастьяно пошатнулся. Замер. Медленно поднял руки, осмотрел ободранные запястья. Перевел непонимающий взгляд на нее.
— Уходить?
— Да. Ты свободен. — Внутри было легко и пусто. — Иди.
— Но…
— Энрике проводит тебя до Метрополии. — Быстрым жестом подняв с пола целые рубаху и куртку, Шу кинула их в руки Стрижу, следом отправила черную гитару: он поймал, прижал инструмент к себе. — Поступишь в Магадемию или наймешься на службу к императору, тогда Бастерхази не посмеет…
— Не надо, Лея, — он перебил на полуслове. — Я никуда не пойду.
— Ты не можешь остаться в Суарде. Роне не даст тебе…
— Я. Никуда. Отсюда. Не. Пойду.
Его слова настырно пробивали корку льда. Здесь, в глубине, было так хорошо. Спокойно. Пусто. А слова мешали, кололи и толкали — куда? Зачем?
— Что тебе еще? Извинений? Хорошо. Прости. Я была не права. Все. Уходи, — попросила она, удивившись, как хрупко звучит голос.
Размытый силуэт покачал головой, не давая соскользнуть в тишину. Упали на пол рубаха и куртка, зазвенела брошенная гитара.
— Почему? — Себастьяно шагнул к ней. — Почему ты прогоняешь меня?
Она удивленно сморгнула дождевые капли. Разве она сказала…
— Прогоняю? Я отпускаю тебя! Ты же хотел свободы.
— Нет. Не свободы. — Сильные руки обняли ее, хрустнул ледяной панцирь, впиваясь осколками в кожу. — Тебя.
Шу замерла, не веря: после всего, что она сделала — он здесь? И этот запах, пыли и пота, солнца и желания — не мерещится? И руки, ласкающие спину и затылок, настоящие, и бесшабашное счастье в синих глазах, и солнечное тепло его тела и дара…
— Любить, так принцессу, — шепнул Себастьяно ей в губы.
Кажется, она хотела что-то ответить. Или что-то сделать. Но смогла только вцепиться в его плечи, чтобы не упасть — потому что пол провалился под ногами, а стены закружились красковоротом, и обезумевший поток смел ее, растрепал и растворил в себе.