Вот с Роне намного сложнее.
То, что Дайм только что видел собственными глазами — причиняло нешуточную боль. И недоумение. Дайм не мог понять, зачем темный шер вмешался? Да еще так! Он явно охотился за Стрижом, хотя Дайм на балу ясно дал понять, что Стрижа трогать не стоит. Да что там, неужели Роне сам не видел золотые нити любви, связывающей мальчишку и Шуалейду?
Или же видел, и потому охотился? Отомстить? Отобрать у нее возлюбленного — потому что ревнует? Злые, злые боги. А ведь Дайм так надеялся, что после их встречи во сне Роне уверился в том, что нужен и любим! Надеялся, что Роне успокоится, перестанет так отчаянно ненавидеть Шуалейду…
Не вернется к старым привычкам.
Вот это, наверное, задело сильнее всего. Десять человек, умерших в таверне. Выпитых досуха. Хотелось думать, что Роне ничего такого не планировал и горожане стали лишь случайными жертвами неправильного заклинания. Очень хотелось. Но получалось плохо. Роне — шисов гений, у него не бывает неправильных заклинаний. И еще у темных шеров второй категории недостаточно сил, чтобы перейти порталом на такое расстояние. То есть у Роне-то достаточно, после их общего сна в башне Рассвета он бы и в Сашмир мог пройти, не слишком напрягаясь.
Короче говоря, обвинять его в намеренном убийстве горожан Дайм не спешил. А вот задать несколько неприятных вопросов — задаст. И будет надеяться, что Роне ответит. Правду. Какой бы та правда ни была.
Пока же следовало оторваться от зеркала, выдохнуть — и закончить то, что начал. Сыграть роль доброго дядюшки, умилиться, пожелать деткам счастья и сделать маленький подарок.
«Светлая голубка, а не генерал МБ, — положив замерзшие пальцы на больные глаза, усмехнулся Дайм. — Ун даст ар`дысс!»
Видимо, зеркало приняло на свой счет непереводимую с зуржьего идиому, потому как с жалобным звяком упало на стол. Хорошо, что Дайм плюнул на экономию казенных средств и купил дорогущее серебряное вместо обычного, отказавшегося работать в нечеловеческих условиях. Вот бы и самому выйти на пенсию, прикупить маленькое поместье где-нибудь на Бресконских озерах и выращивать орхидеи в тишине и покое… Мечты, мечты.
— Не желает ли ваша светлость отобедать? — раздался тихий голос лакея.
— Желает, — отозвался Дайм, не открывая глаз. — Неси.
Лакей поклонился и осторожно затворил за собой дверь: после вчерашнего прислуга графа Седейра ходила вокруг Великого Волшебника на цыпочках и не знала, чем угодить. А все потому, что вместе с проклятием Мышиного Короля он выжег из дома все накопившиеся лет за сто сглазы и бытовые проклятия, шкафных шебуршунов, забываек, присонников и прочую дрянь — вплоть до поварихиного заикания и кошачьей почесухи. Разве что проклятия со старшей графской дочери, ныне супруги Сильво, не снял — но лишь потому, что сиятельная жила в доме мужа.